эту картину хорошо бы повесить задолго до его возвращения, а он полюбуется, если пожелает. Но если вы считаете необходимым его отвлекать, чтобы проверить наши с мадам Бофор слова, что ж, дело ваше. Мы подождем…

– Подождем? – перебивая ее, вполголоса прошипела Софи, впрочем, достаточно громко, чтобы военные все услышали. – Мадемуазель Алар, в чем дело? Вы говорили, рейхсмаршал жаждет заполучить картину, а может, вы переоценили ее важность? Пожалуй, мне стоит рассмотреть предложение рейхсфюрера Гиммлера и уступить ее ему…

– Нет, – перебил ее юноша.

И Софи поняла, что первый раунд остался за ними.

– В этом нет необходимости, – торопливо продолжил он, явно представив, как придётся объяснять, почему объект вожделения рейхсмаршала уплыл из рук. – Распоряжайтесь, мадемуазель Алар. – Он жестом пригласил ее пройти. – Я вас провожу.

– Благодарю, – грациозно ответила Эстель и вошла в отель, а за ней Софи и запакованный образ Поликсены с кинжалом у груди.

И вся процессия направилась через вестибюль к лестнице, ведущей в императорский люкс.

– А кто такая Мадлен? – нарочно по-немецки спросила Софи юнца, увязавшегося за ними словно щенок.

– Моя девушка, – снова залившись краской, пылко ответил тот. – Живет недалеко от Нотр-Дама. Она такая… Нет, правда. Даже не мечтал, что мне так повезет.

– А вы давно в Париже?

– Три месяца, – ответил он. – По правде говоря, я и не рассчитывал поучаствовать в этой войне, а вот как все обернулось. Конечно, такую службу не сравнить с тем, что терпят земляки на передовой. Но мама все равно плакала, когда я уходил.

– Сколько вам лет?

– Семнадцать, – пробормотал он.

– Наверное, родители вами очень гордятся, – с какой-то неожиданной легкостью защебетала Софи. – Гордятся вашей службой.

Щёки мальчишки так и пылали огнем.

– Благодарю вас.

– Скажите спасибо, что…

Софи осеклась и метнулась на пару шагов вперед, прячась за картиной, а потом, не поворачивая головы, покосилась в ближайшее высокое зеркало на стене, отражавшее посетителей салона, мимо которого они шли.

В обитом парчой кресле развалился озлобленный шарфюрер Шварц с сигаретой в руке. Он держался особняком, не вступая в разговоры с офицерами люфтваффе, и пристально наблюдал за женщиной в желтом платье и следующими за ней носильщиками с картиной.

Софи чертыхнулась про себя и потупилась, пригнув голову. Заметил или нет? А если заметил, вдруг узнал? Она выглядела совсем не так, как около Сакре-Кер, но это ничего не значило.

– Мадам Бофор? – спросил юный солдат. – Что-то случилось?

– Пустяки, – ответила Софи. – Стыдно признаться, я просто споткнулась.

– Ах, – облегченно вздохнул он.

Они прошли мимо салона. Интересно, видела ли Шварца Эстель или нет.

Дойдя до лестницы и так и не услышав окрика за спиной, Софи немного успокоилась и пристроилась между картиной и стеной, чуть впереди юного солдата, чтобы укрыться от цепкого взгляда шарфюрера, если тот до сих пор наблюдает.

Они поднялись по лестнице и направились к императорскому люксу. Многие встречные в военной форме приветствовали Эстель и справлялись о здоровье, а двое даже поинтересовались, уж не очередное ли сокровище в копилку Геринга несут служащие «Рица». Судя по всему, Эстель удалось втереться в доверие обитателям отеля, решила Софи, оставаясь незаметной под прикрытием громоздкого полотна.

У двери люкса их встретил остролицый военный в серой форме без единого знака отличия, но при этом умудрявшийся всем своим видом выражать высокомерие. «Наверное, адъютант», – решила Софи. Таких Петр называл сороками. Шумные, недалекие, хвастливые птицы, кичащиеся чужими подачками, но бросающиеся врассыпную при малейшей опасности.

– Мадемуазель Алар. Какой неожиданный сюрприз! Надеюсь, вы в курсе, что рейхсмаршал сейчас в отъезде, – преувеличенно покровительственным тоном приветствовал он.

– Гессе, я не к рейхсмаршалу. Мне надо проследить, чтобы к его возвращению в номере повесили эту картину.

– Перед отъездом он меня не предупреждал.

– Тут я вам ничем помочь не могу, – нетерпеливо ответила Эстель. – Впустите нас, пожалуйста.

– Ну это вряд ли, – заметил Гессе, сложив руки на груди и прислонившись к стене.

– Полковник Майер велел…

– Мне все равно, что он велел, ведь его здесь нет. Так что я сам буду решать, что делать. Ещё не хватало всяким шлюхам угождать, – добавил он по-немецки, на что Мюллер смущенно ахнул.

Эстель с непонимающим видом только переводила взгляд с адъютанта на Мюллера.

– Какое неуважительное отношение к преданным слугам рейха, – заявила по-немецки Софи, выступая вперёд.

– А вы кто такая? – окрысился Гессе.

– Вы ведь давали присягу? Клялись в личной преданности фюреру? – наседала она, пропуская вопрос мимо ушей.

– Ну разумеется, – рявкнул он.

– Тем более. Скажите, герр Гессе, ваша грубость обусловлена личными интересами или просто неуважением к рейхсмаршалу, а значит и к самому фюреру?

Адъютант оторвался от стены.

– Как вы смеете…

– «Да и будущие поколения предают забвению тех, кто думает только о своей пользе, и прославляют героев, отказавшихся от собственного счастья ради общества». Не стоит забывать эти слова.

– Понятно, чего еще ждать от женщины, кроме такой убогой чепухи, – усмехнулся адъютант.

– О, это не мои слова, герр Гессе. Так сказал фюрер.

Гессе побелел как полотно.

– При всей вашей неприязни к мадемуазель Алар, – продолжала Софи, приближаясь к адъютанту и глядя на него свысока, – она уже по-своему доказала свою преданность и верность рейху. Надеюсь, вы тоже продемонстрируете верность фюреру и не пойдете на поводу личных интересов и эмоций.

От былого высокомерия адъютанта не осталось и следа, он словно лишился дара речи.

– Откройте эту дверь, и мы проследим, чтобы картину повесили на место, достойное и художника, и рейхсмаршала Геринга, – холодно произнесла Софи. – После этого спустимся в бар, где я закажу коктейль и забуду о вашей… досадной оплошности. Договорились?

Круглое лицо Мюллера светилось почти обожанием, а служащие «Рица», видимо, не особо поспевали за беглой отповедью по-немецки.

Адъютант стиснул зубы.

– Я…

– Полковник Майер выделил для помощи вот этих двоих служащих, – перебила Софи, не давая ему и рта раскрыть. – Гаупт-ефрейтор Мюллер согласился проконтролировать. Откройте люкс, и можете быть свободны.

Гессе остолбенел, не сводя с нее глаз, но вскоре пришел в себя и насмешливо вскинул руки.

– Мюллер, тогда это ваша головная боль! – рявкнул он, рывком выхватил из кармана связку ключей и отпер замок.

– Благодарю, – прощебетала Эстель. – Ах, как здорово, что вы согласились. Рейхсмаршалу понравится, вот увидите.

Адъютант распахнул дверь и зашагал прочь, отворачиваясь от Софи и что-то бурча себе под нос.

Мюллер первым вошел в номер, и Эстель дала сигнал носильщикам следовать за ним. Отстав от них на безопасное расстояние, она вытаращилась на Софи и шепнула:

– Ловко вы его… пропесочили!

– Это меня осенило благодаря наставнице по немецкому, – ответила Софи. – Она заставляла «Майн Кампф» штудировать.

Войдя в номер,