– Идете за театром, говорю? – повторил я. – Я ведь верно понимаю, театр сейчас только что оттуда.

– Ах да, да, оттуда, – кивнула она.

Занавес с тихим чвяком поднялся.

– Марионетки? – не удержавшись, воскликнул я. Девушка повернулась ко мне.

– Ну да, – недоуменно ответила она. – Это же театр фон Клейста.

Теперь можно было понять, что театр оказался более сложной конструкцией, чем банальный шатер. Половина крыши, – назовем это крышей, хотя с той же долей точности можно назвать ее и куполом, – попросту отсутствовала, открывая нашим взорам ночное небо. Поэтому распластавшиеся на подставках высотой в два человеческих роста осьминоги, – во всяком случае, они были похожи на осьминогов, – могли в полной мере наслаждаться моросящим дождем. Но, видимо, им этого не хватало, поэтому то и дело еще выше, скользя по подкупольным балкам, пробегали маленькие осьминожки, – наверное, будь это человеческий театр, их бы называли мальчишками на подхвате, – и выливали на кукловодов ведра воды.

Часть воды попадала на марионеток и стекала по их деревянным, – хотя нет, дерево не выдержало бы постоянной сырости, скорее, какой-то иной материал, вероятно, кость, – лицам потоками слез.

Хотя, надо сказать, это было весьма в тему сюжета.

Давали «Медею». Старую, древнюю, замшелую «Медею», о которой уже добрую сотню лет как не вспоминали на человеческих сценах. И вот так внезапно, в глухой провинции, на сцене этого причудливого нелюдского театра…

В этом было что-то завораживающее, да.

Марионетки в человеческий рост, чьи черты воспроизводили в малейших деталях черты человеческие же. И можно было бы принять их за людей, если бы не гнущиеся во всех направлениях конечности и совершенно нечеловеческая гибкость тел. Марионетки, разыгрывавшие античную драму в полном молчании, под аккомпанемент лишь шума дождя.

И над всем этим – огромные осьминоги, крепко держащие в щупальцах веревки от марионеток, одновременно и кукольники и крестовины…

* * *

Раздался утробный гудок. Осьминоги сложили щупальца, а марионетки, печально брякнув, обвисли. Люди зашевелились. Кто-то встал и направился к выходу, кто-то начал переговариваться.

– Антракт, – произнесла девушка вслух. Я понял, что она таким образом избавляет меня от неудобства задать вопрос, и почувствовал к ней благодарность.

Занавес упал мокрой тряпкой. И до меня докатилась волна сырости.

– Почему они показывают наши пьесы? – наклонился я к девушке.

– Что? – не сразу переспросила она.

– Почему они показывают наши пьесы? Почему не свои?

– А вы раньше видели эту?

– Нет, – признался я.

– Тогда какая вам разница?

– Но если это их театр… неужели у них нет своих?

– Ну, может быть, вы просто не готовы видеть их пьесы?

Я рассмеялся. Девушка сухо улыбнулась и поправила плед, закрывающий ноги.

Меня кто-то толкнул. Рыхлый парень с лицом дауна и тянущейся из краешка губ ниточкой вязкой слюны протягивал в мою сторону поднос, заставленный стаканами, из которых поднимались струйки пара. Пахло чем-то терпким и сладковатым. Я отмахнулся, парень понурился и пошел дальше по рядам. Там к нему были более приветливы. И даже что-то покупали. Парень неуклюже, работая лишь правой рукой, – левая, видимо, больная или сломанная, безвольно висела под рубашкой, – пересчитывал деньги и, кажется, ровным счетом ничего не понимал в них.

– У них тут работают люди? – удивленно спросил я.

– Почему бы и нет, – пожала плечами девушка. – Посредники, переводчики, улаживатели всяческих дел с городскими администрациями. Почему бы и нет?

– Разносчики напитков, – подхватил я.

– Почему бы и нет? – повторила девушка. – У вас же в театрах тоже разносят напитки и еду?

– В кино, – поправил я. – В кинотеатрах. Иллюзионах. Вы перепутали.

– А, – неопределенно ответила девушка. – Ну да, конечно, перепутала. Извините.

* * *

– Конец, – снова произнесла девушка через полчаса, когда прозвучал еще один гудок. Собственно, этого она могла и не говорить. Медея поднялась в небо с мертвыми детьми на руках, Ясон остался бессильно взывать к Зевсу. Действительно, конец.

– Хорошее представление, – сказал я. Не знаю, насколько это было искренне, но в тот момент я сам себе верил.

Люди вокруг нас уже пробирались к выходу, поднимая воротники и раскрывая зонтики. Девушка же не вставала. И вместе с ней почему-то сидел и я.

– У вас очень интересное лицо, – внезапно сказала она, бросив на меня быстрый взгляд.

– Что? – я не ожидал такого поворота беседы.

– Лицо у вас… такое… – она сделала обводящий жест рукой. – Интересное. Типажное.

– Какого типажа? – осторожно уточнил я.

– Просто типажное, – пожала плечами она.

– Ну, типажи бывают разные, – улыбнулся я. – Героический типаж, типаж там… шута. Вот, злодея тоже… а еще…

– Не надо рассказывать мне о типажах, – несколько раздраженно ответила девушка. Она вдруг напомнила мне лесного ежа, внезапного в своей колючести, но при этом невыразимо милого.

– Простите, – извинился я больше для проформы и для того, чтобы вернуть беседу к дружественному тону, нежели потому, что реально чувствовал за собой какой-то просчет.

– Все в порядке, – внезапно улыбнулась она. – Все в полном порядке. Я не буду против, если вы проводите меня домой.

Я закашлялся. Надо сказать, такого поворота дел я несколько не ожидал. Нет, конечно, я был не против проводить такую интересную девушку домой, – и даже к себе домой, – но то, что этот момент всплывет именно так… Это было несколько… ммм… необычно.

– А вы ж… – я еле выдавил из себя фразу из-за кашля. – Вы ж… из другого города…

Девушка промолчала, задумчиво глядя куда-то в сторону. А потом вдруг вытащила откуда-то из-под сиденья сумочку и стала в ней копошиться.

– А, – догадался я. впрочем, моя догадка была никому не нужна. – Вас отвести в отель? Разумеется. Пойдемте?

– Да-да, сейчас, – неразборчиво пробормотала она.

Я оглянулся по сторонам. Зал уже совершенно опустел, а девушка все еще ковырялась в своей сумочке.

– Вам помочь? – наклонился я к ней.

И тут на мое плечо легла чья-то тяжелая рука.

Я поднял глаза. Рядом с нами стоял огромный детина с пустыми глазами. Видимо, охранник. Ну что ж, следовало этого ожидать, да. Не стоило так задерживаться в театре.

– Мы уже уходим, – сказал ему я.

Детина что-то булькнул и наклонил голову набок.

– Мы уже все, – сказал я. Еще, небось, придется платить штраф за нарушение каких-нибудь правил. Не зря же все опытные театралы вон как заторопились к выходу, видимо, знают, что тут почем.