– Ничего, проехали.

И я полетел. Тогда у меня ещё были крылья. Но не было возможности ощутить поцелуй так, как ощущают поцелуи люди. Языком, губами, закрывая глаза и проваливаясь в какую-то теплую бездну. И вот тогда я решил…

В тот день я спас всего одну несчастную, заблудшую в печалях душу. Надвигался вечер. С неба спускались на бахроме ночных облаков проштрафившиеся ангелы. Я ещё не знал, что у штрафников, что ходят в дозоры, есть свой тотализатор, они делают ставки. Гадают, что за причина у человека совершить грех самоубийства. Чаще банальности. Долги, отсутствие любви, липкая к самому себе жалость. Теперь я знаю и о тотализаторе, и многое другое. Теперь ведь сам хожу в дозор. Падший ангел на темном облаке. Рядовой штрафного корпуса Светлого войска.

Правда, мне отчего-то фатально не везло при участии в тотализаторе. Когда я видел свесившуюся с перил на высоком мосту плачущую девушку, мне казалось, её бросил парень. По её глупому мнению, Единственный и На Всю Жизнь. Отчего она и решила, что жизнь не имеет больше смысла. А когда я видел парня, уже ступившего ночью в воду с городской набережной, а прежде разорвавшего и выкинувшего клочки паспорта и других всяких бумажек, думалось, что у него всё с точностью до наоборот. Бросила девушка. Единственная и Неповторимая.

Потом оказывалось, что плачущая девушка – просто дура, которую, как ей мнилось, перестали понимать окружающие. Главным образом, учителя и родители. Была подружка, но потом отбила ухажера, и нет ни подружки, ни ухажера. А ещё ей не хватает денег купить вечернее платье и новые туфли на выпускной бал, а старые она не наденет ни за что.

А вот парень у набережной просто наркоман, ни о каком самоубийстве не помышляющий, а просто по велению обкуренной своей души решивший проверить, сможет ли донырнуть до самого дна. Здесь, у берега, метров пять было. И течение. И температура далеко не летняя, март месяц. В общем, шансов у него было ноль целых и пара десятых. А самое страшное заключалось в этих двух десятых. То, что он собирался проделать, было гарантированным самоубийством, но без намерения самоубийства. Мозги набекрень, умысла не было, шанс оставался, а значит, всё в рамках воли Господней. Формально, разумеется. Потому что Верховный на самоубийство никого не толкнет, это аксиома. Хотя есть и другая точка зрения, иное толкование. Мол, рука Господня наставляет нас, и всё это тоже его воля. Не нужно ля-ля. Самоубийство – тяжкий грех, и точка.

Итак, расклад: парень готовился совершить не грех, а ошибку. Фатальную, но всё же. Ошибка вела к несомненной утрате души. А раз путь его – путь греха, то могут вмешаться и дозорные бесов. Это их компетенция. Разумеется, нам довольно часто удается спасти таких вот невменяшек. Пьяных, обкурившихся, обколовшихся, в общем, идиотов, вольно распоряжающихся своей жизнью. Оттого и ходит молва, что дуракам и пьяным везёт. Но это только в случае, если мы оказываемся первыми. А вот если первыми оказываются штрафники-бесы… Тут печальная статистика вполне может поспорить с молвой про везение пьяных.

Но вначале я попытался разобраться с девчонкой. Полагал найти ей работу, чтобы она могла заработать денег на тряпки. Прикидывался ночным прохожим, гулявшим по мосту, успокаивал.

– Где же я найду такое, чтобы за одну ночь три сотни баксов? А выпускной уже послезавтра! – ошарашила она меня.

– Что же ты раньше не озаботилась?

– Мне мама обещала дать денег, но-не-да-ла! – она начинала истерить, отчего я терялся окончательно.

Самым разумным показалось посоветовать выбрать платье дешевле, сходить на рынок секонд-хэнда, поискать объявления о продаже уцененных товаров. Не прокатило. Она разревелась ещё сильнее. Вот тут появилась Элла и с ходу, без обиняков, сообщила девушке, где, чем и как именно она может столько заработать.

– Три, а если повезёт, то и все пять сотен. Этого папика знаю, он щедрый. И на девочек падкий. Ну, так как? Дальше ревём или идем зарабатывать на платье, на туфли и даже на помаду с мороженым?

Девочка отрицательно мотнула головой, но при этом подозрительно замолчала.

– Слушай меня, детка, сейчас как раз идёт совещание городских чиновников. Потом, как водится, банкет. А после банкета, к гадалке не ходи, их потянет на девочек. И вот тогда – падам! – появляешься ты, вся в белом. И добываешь, что нужно. Такая уж наша бабская доля… – терлась о девичье плечо Элла. А я обиженно думал: что-то о доле своей бабьей ты не всегда вспоминаешь, тогда, в лапах Абдусциуса, сопротивлялась будь здоров! Порхала как бабочка, жалила как пчела. При этом я восхищался её изумительной мимикой, её игрой. Слабость человеческую ведь ещё распалить нужно. Эллочка умела разжигать из человеческих слабостей целые костры до небес. – Ты не беспокойся. Тут сложнее не столько дело сделать, как получить деньги. Но это я возьму на себя. Не откажет. И не обманет. Он мой должник.

– А они и вправду чиновники? Или бандиты? – последний раз всхлипнув, спросила выпускница. Её порядочности хватило только на это уточнение.

– А какая для твоей ситуации разница? Хотя ты права… Бандиты – это плохо. Чиновники – хорошо. Ну, что решаем? Звонить? Шепнуть за тебя словечко? Всего одна ночь, и четыре сотни твои. Если ты против, настаивать не буду. Другая найдется. И платье купит.

Я надеялся, девушка откажется, скажет, лучше смерть, чем позор. Но, разумеется, полностью ошибался.

– А отчего четыре сотни? Вы же сказали – пять.

– Пять сотен заслужить надо, сейчас в городе приезжих много, цену сбивают, так что это уже от тебя будет зависеть.

– А где гарантия, что меня просто не вышвырнут потом на улицу? Я же не какая-то путана…

– О, конечно, нет! – отвергла такое странное допущение Эллочка.

– Я… я… – девушка пока ещё не находила, как определить себя в такой ситуации. Потом плюнула на это дело. – В общем, где гарантия, что я получу деньги? – по всему было видно, что теперь она полна решимости и намерена заработать все пять сотен, а если получится, то и больше.

– О! За это, милочка, не беспокойся…

Всегда понимал, что в слове «беспокойство» тоже присутствует бес. А вовсе не измененная приставка, как утверждают филологи. Элла прижалась к девушке и стала что-то шептать на ушко. Обе засмеялись. Девчушка окончательно успокоилась. Фонарь над мостом высвечивал пока ещё девичью красу, будто прощался.

– А ваш процент? – передо мной выводились последние штрихи акта совращения с пути.

У девчушки был выбор. Плюнуть на платье, надеть первое, что попадет под руку, прослыв большой оригиналкой, отчего все мальчишки захотят танцевать только с ней. И один из них должен был в неё влюбиться. Потом вместе в институт, дети, мальчик и девочка, поездки в Сочи, достаток, закрутки на зиму, кошка Маруся и волнистый попугайчик Кеша. Музеи, театры, выставки, она станет известным журналистом, будет много путешествовать, изменит ему всего пару раз, да и он ей дважды. Оба о том не узнают. Затем пойдут внуки…

Всё это увидел я, вглядываясь в её судьбу. Всё это пронесётся и перед глазами несчастной, так глупо пожелавшей эту судьбу изменить. Ведь не жизнь пробегает перед глазами в последний её миг, а правильная дорога в жизни, самая счастливая, которой мы должны были пройти. Но она сделала выбор. И потому всё случится по-другому. Ночные клубы, гостиницы, шампанское под красную икру, немножко экстази, немножко кокаина. Любимый ликёр Шеридан. Шикарное авто. Будет и ребенок, робкая попытка кого-то из ангелов повернуть судьбу ещё раз. Только ничего не получится, и ребенка она отдаст в интернат, чтобы не мешал жить. Когда и как ей доведется окончить земной путь, мне было уже не интересно. А ей было не интересно, что произойдет с её душой после окончания такого пути. Сейчас ей просто хотелось денег на платье. В глазах читалась мысль: это ведь только один раз, никто и не узнает. У каждой порядочной леди должны быть скелеты в шкафу. И всё такое прочее.