– Ничего фатального. – Гад уже набирал в шприц Евину кровь. – Ничего такого, что не укладывается в рамки нашего эксперимента. Я лишь ускорил процесс.

Дальше пришла очередь Гордея. Он не сопротивлялся, руку не прятал. На своего отца смотрел с таким же внимательным интересом, с каким до этого рассматривал Ромку.

– Как ты себя чувствуешь, сынок? – Гад казался удивленным.

– Спасибо, папочка, все хорошо. – Гордей улыбнулся и тут же стал похож на себя прежнего – беспомощного и глуповатого.

– А будет еще лучше, сынок. – Гад погладил ребенка по голове. – Скоро будет совсем замечательно!

Они ушли, так и оставив Еву привязанной. Превозмогая усиливающуюся с каждой секундой боль в ноге, Ромка добрался до кровати, дрожащими пальцами принялся развязывать кожаные ремни.

– Что они с тобой сделали? – Даже спрашивать оказалось страшно, не то что услышать ответ. Но он должен был спросить.

А Ева вместо ответа завизжала, забилась в судорогах, как когда-то Гордей. Ее пришлось держать, прижимать к кровати, успокаивать. Успокаивать Ромка был не мастак, но понимал, что сейчас ей еще страшнее, чем ему. И помощь сейчас нужна именно ей. Помощь и тепло. Не душевное, а самое обыкновенное тепло. От нее пахло озерной водой, и с тонких косичек на подушку уже натекли серые лужицы. А еще ее била крупная дрожь.

– Не бойся. – Ромка лег рядом, обхватил Еву руками, почти до самой мокрой макушки натянул одеяло. – Ничего не бойся, Евка. Все будет хорошо.

И она затихла. Не сразу, Ромка успел сам заледенеть рядом с ней, но все-таки успокоилась. Она ничего не рассказывала, только жарко дышала ему в шею и всхлипывала.

– Они возвращаются, – сказал Гордей и снова не ошибся. Через пару минут дверь открылась. Гад зорким взглядом осмотрел камеру, сделал знак Балахону. Тот втащил внутрь электрический обогреватель, сверху положил стопку одежды.

– Переоденься, Евдокия. – Гад кивнул на одежду. – А мокрые вещи просуши на батарее. Я не хочу, чтобы ты заболела. Ты очень ценная девочка. Вы все тут очень ценные.

А Балахон уже вносил в камеру поднос с едой, и Ромка с отвращением подумал, что, несмотря на все пережитое, он зверски голоден.

– Ну, приходите в себя, отдыхайте. Завтра будет новый день! – Гад попробовал погладить Еву по голове, но она дернулась, истошно завизжала. С тех пор она визжала всякий раз, когда к ней пытался прикоснуться кто-то, кроме Ромки или Гордея…

Той ночью они почти не спали. Открученной рейкой Ромка скреб кирпичную кладку, крошка за крошкой выдалбливая скрепляющий раствор. Гордей больше не кричал и не бесновался, он внимательно наблюдал за Ромкиной работой, и когда тот выбился из сил, сказал:

– Давай я помогу.

Помощник из него оказался на удивление хороший и сильный. Едва ли не сильнее самого Ромки. Ева помогать не рвалась. Она сидела, прижавшись спиной к обогревателю, обхватив руками коленки, и раскачивалась из стороны в сторону. Наверное, ее снова требовалось утешать и успокаивать, но Ромке было не до того. У него появилась цель и надежда. У них у всех появилась.

А утро принесло новую боль и новые страхи. Плавая на самой границе между явью и беспамятством, захлебываясь криком, Ромка думал о том, что костей в его теле может и не хватить. А ведь еще были иглы…

О чем думала Ева, он даже боялся представить. Да и не было у него на это сил. Собственный Ромкин кошмар засасывал, не позволял отвлекаться на чужую боль и чужие страхи. Кажется, Еву снова уводили, а потом возвращали. Мокрую, отчаянно визжащую. Теперь за ними ухаживал Гордей. Поправлял повязки на бесчисленных Ромкиных ранах, переодевал и укутывал в одеяло Еву, а потом брался за железную рейку и отправлялся расширять лаз. Он орудовал в полной темноте, ему даже не требовался торшер, он почти не уставал, только все время хотел есть.

А еще у них была кошка. Теперь она приходила, как только уходили те твари. Кошка утешала по очереди то Еву, то Ромку, то Гордея. Вот так они и жили. Вернее, пытались выжить в перерывах между болью и попытками расширить тайный ход. Они уже даже начали привыкать – оказывается, к кошмару тоже можно привыкнуть, – когда все снова изменилось…

В подземелье они уже давно потеряли счет дням. Надежду на то, что их найдут, они тоже потеряли. Оставалось надеяться лишь на самих себя. И на тайный лаз, который становился все шире и шире. А гаду снова что-то не нравилось, его больше не радовали ни их крики, ни их мольбы, ни их боль.

– Мало, – повторял он всякий раз, когда всматривался в их глаза. – Этого мало, милые мои ребятушки. – И качал головой, и хмурился. – Слишком мало и слишком медленно. Увы, у нас нет больше времени. Вы ведь даже представить себе не можете, в каких условиях я работаю, как мне приходится спешить. Я ведь не чудовище, нет! Вы меня вынуждаете.

– Мой папа убьет вас! – произнесла Ева с ненавистью. – Найдет и обязательно убьет! – Она больше не считала, что убивать плохих людей – это плохо. После подземного озера она изменилась, стала злее и отчаяннее.

– Твой папа занят, моя маленькая принцесса. – Гад протянул было руку, чтобы погладить Еву по голове, но передумал. – Сейчас он очень занят. А знаешь, почему? Потому что у него большое горе. Сначала пропала любимая доченька, а потом любимый сыночек пошел ее искать, поскользнулся на льду и упал с утеса. Упал и сломал позвоночник. Позвоночник – это очень серьезно. Это уже навсегда, моя маленькая принцесса. Есть такие болезни, которые навсегда. Он не виноват, что ослушался отца. Во всем виновата ты. Это из-за тебя, Евдокия, он останется инвалидом, из-за того, что пошел тебя искать.

– Это ты… – Еву била крупная дрожь, и зубы ее клацали так громко, что звук его Ромка слышал даже со своего места. – Это ты его толкнул!

– Я. – Гад кивнул. – Дело в том, что он подошел слишком близко. Еще немного, и он бы нашел тайный ход в нашу с тобой любимую пещеру. Ты должна быть мне признательна, я ведь мог просто его убить. Вот этим, например. – Из своего рюкзака он достал железный коготь, длинный, страшный, окровавленный. Ромка уже видел такой. Да что там видел! На его собственном теле были следы от этого когтя… – Это уникальная в своем роде вещь. – Кончиком когтя их мучитель провел по Евиной щеке, кажется, не сильно, но на коже выступили капельки крови. – Историческая вещь! Садитесь-ка, детишки, поудобнее. Я расскажу вам сказочку, которая не совсем сказочка.

Смотреть на Еву было страшно. Она не плакала и не кричала, она даже не дрожала больше. Она словно бы повзрослела сразу на несколько лет. Наверное, они все повзрослели…

– Больше ста лет назад и этот город, и этот остров держал в страхе оборотень. Да, да, самый настоящий оборотень! Не скалься, волчонок! – Гад подмигнул Ромке. – Тот оборотень не был твоим предком, и серебра в его крови не нашлось ни капли. Он жил по своим собственным волчьим законам, его вели инстинкты. А инстинкты велели ему убивать. И он убивал. Не мог отказать себе в таком удовольствии. Охотился на людишек, загонял, как безмозглую дичь, и рвал на мелкие кусочки. А у людишек была своя собственная охота и свои собственные интересы. Одни, такие, как твой далекий предок, охотились на оборотня. А другие, наоборот, хотели быть на него похожими. Один из них придумал когти. Железные когти, которыми можно оторвать человеку голову. Я помню, – гад мечтательно улыбнулся, – как хотел заполучить это чудо себе. С первого дня, как прочел о них в записках здешнего земского врача. Очень полезно читать старые записи. Этот замок, – он поднял вверх указательный палец, – нафарширован тайнами под завязку. То, что кому-то может показаться бесполезным мусором, в руках знающего человека обернется настоящим кладом. Я нашел сначала записи, потом коготь. Сохранился только один, зато со следами крови. Представляете, детишки! Кровь столетней давности! Кстати, клад я тоже обнаружил, но это совсем другая история.