– Что стало с оборотнем? – спросил Ромка. Зло спросил, с вызовом. В оборотней он не верил. Так же, как и в серебро, которое выкачивали из них с Евкой каплю за каплей. Но гад ведь верит! Пусть расскажет. Может, они услышат еще что-нибудь. Что-нибудь, что окажется им полезным. И еще… пока он говорит, им ничто не угрожает. Во время пыток он становится молчаливым и сосредоточенным.

– Его убили. – Гад покачал головой. – Кстати, твой давний предок и убил. А до этого оборотень успел его ранить. Вы ведь знаете, что бывает с человеком, которого кусает оборотень?

– Он превращается в зверя, – сказал шепотом Гордей. Казалось, его эта страшная сказка на самом деле увлекла.

– Все так, сынок! Все так! И он тоже превратился. И стал бы еще одним чернокаменским монстром, если бы ему не помогли. Я не знаю всего доподлинно. Думаю, славный доктор Палий тоже этого не знал, зато он наверняка знал другое. Он знал, какой целительной силой обладает Полозова кровь. Это еще одна страшная сказка, про еще одного монстра, и если вы будете себя хорошо вести, я вам ее как-нибудь расскажу, а пока вам достаточно знать лишь одно: от верной смерти твоего предка спасла именно серебряная Полозова кровь. А ты, моя принцесса, – он перевел взгляд на Еву, – и вовсе уникальное существо. Весь твой род уникальный. Если в жилах волчонка серебра лишь малая толика, то в твоих его много, очень много. А станет еще больше, когда мы проведем наш маленький эксперимент.

Эксперимент – это всегда боль и страх. От экспериментов кровь стынет в жилах, та самая чертова Полозова кровь! Сорваться бы с места, убежать, просочиться в узкий тайный лаз, как трехцветная кошка. Но не получится… Они кролики, подопытные кролики в чудовищном эксперименте сумасшедшего доктора.

– Начнем, пожалуй, с тебя, моя маленькая принцесса! – Гад сделал знак Балахону, и тот втащил в камеру стул, самый обыкновенный стул. Поставил его перед партой, сам поспешно отошел к двери. – Мальчика лучше бы зафиксировать. На всякий случай.

Гад уже вытащил визжащую и отбивающуюся Еву с кровати, толкнул на стул, связал руки и ноги. А на Ромку всем весом навалился Балахон, вжал в матрас, зафиксировал…

– Перестань кричать, Евдокия. – Гад уже доставал из рюкзака что-то замотанное в старую мешковину, что-то достаточно большое и тяжелое. Балахон снова отошел к двери, встал так, чтобы видеть Ромку, но не видеть Еву и то, что показывал ей гад. – Сейчас ты посмотришь в зеркало. Все маленькие принцессы любят смотреться в зеркала. Это зеркало не простое, оно удивительное. Оно показывает картинки.

Зеркало он поставил на парту прямо перед затихшей Евой так, чтобы видеть свое отражение могла только она одна.

– Не бойся, я в него уже смотрел. Тем, кого он выберет для служения, нечего бояться. А ты его плоть и его кровь. Его дочки оказались неблагодарными, предали его, заковали в камень на веки вечные. В этом зеркале – отражение иных миров. Там его тень и эхо его голоса. Может быть, он даже явит тебе себя. Ты просто посмотри, моя маленькая принцесса.

Мешковина поползла вниз, Ромка вытянул шею, чтобы разглядеть хоть что-нибудь, но смог увидеть лишь напряженный Евин профиль.

А она видела. Что-то такое она видела в этом чертовом зеркале! Подалась вперед, вцепилась побелевшими пальцами в подлокотник стула. И то, во что всматривалась Ева, жадно и пристально всматривалось в нее. Оно стремилось из зеркала в этот мир, выплескивалось волнами холода и ужаса, вырывалось ледяным ветром. Этот ветер отбросил Еву на спинку стула, растрепал ее волосы. Он крутился снежной поземкой по каменному полу, оставляя после себя мокрые следы. Тот, кто рвался из зеркала, искал выход, а нашел Еву. И Ева теперь была полностью в его власти.

Ромка тоже рвался, рвал жилы и кожаные ремни, потому что понимал, что, если сейчас не спасти Еву, потом ее не спасет уже никто. Он не чувствовал боли в искалеченных ногах, не обращал внимания на сочащуюся из открывшихся ран кровь. Его силы и скорости хватило, чтобы в один прыжок оказаться возле Евы и сбросить зеркало на пол. Оно упало с громким металлическим звоном, закатилось под парту, замерло. И мир замер вместе с ним. Этого застывшего мгновения Ромке хватило, чтобы увидеть каким удивительным серебряным светом светятся Евины глаза, чтобы понять, как сильно изменило ее зеркало. Изменило, но не сломало. Главное, что не сломало! Потому что она сильная!

А его собственные силы закончились почти в тот самый миг, когда к нему одновременно бросились и Балахон, и чертов доктор. Ромка еще пытался сопротивляться, но скорее по инерции. Сил больше не осталось. Чертов доктор бил его по лицу и в живот, бил с остервенением и яростью, а потом застыл с занесенным для очередного удара кулаком. В этот самый момент Ромка понял, почему тот такой. Их мучитель заглянул в зеркало, увидел темную сторону других миров, и темнота эта замарала его душу, убила все доброе и светлое, что в ней было. Не сумасшествие, не безумие, а черное, непроглядное зло – вот что Роман увидел в глазах этого существа, считающего себя человеком. А существо тоже что-то увидело, обрадовалось, оскалилось в звериной улыбке и вместо того чтобы ударить, потрепало Ромку по щеке.

– Вот теперь совсем хорошо! Вот с этим можно работать! Вы молодцы! Слышишь, Евдокия, моя маленькая принцесса, вы с волчонком – молодцы! – Он обернулся и то ли зарычал, то ли заскулил.

Ромка тоже заскулил, потому что Гордей, который все это время испуганно жался к стене и закрывал лицо руками, сейчас в этих самых руках сжимал зеркало. Всматривался в его мутные глубины и улыбался. А в глазах его полыхало пламя, холодное желтое пламя. Совсем не серебряное… Нет, не серебряное…

* * *

…Ева очнулась в темноте. Нет, это была не кромешная темнота, она подсвечивалась тусклым светом фонарика, который лежал на камне неподалеку. Света этого хватало ровно на то, чтобы отпугнуть тени, не подпустить их близко к Еве, удержать на самой границе паники и безумия. Болела голова. Но, наверное, это хорошо. Если голова болит, значит, Ева еще жива. Значит, есть еще шансы. Или уже нет?..

Она попробовала встать, на лодыжке звякнула цепь. Ее не просто похитили, ее приковали, посадили на цепь, как животное. И оставили фонарик, чтобы животное не сошло с ума от страха. Если есть свет, значит, нужно осмотреться. Камни, камни, клочья паутины… Кажется, это какая-то пещера. Белый луч вырвал из темноты черную глыбу. Нет, не глыбу – каменное сердце. То самое…

Наверное, Ева закричала бы, если бы ужас не сжал стальной лапой глотку, если бы воспоминания не обрушились на нее страшным камнепадом. Как тогда, восемнадцать лет назад. Если бы из-за каменного сердца не выступил человек…

– Ты?..

Где-то в глубине души она уже знала, кого увидит, но все еще не понимала, почему. За что он так с ней? За что он так со всеми остальными?

– Я. – Человек прижался ладонями к каменному сердцу, улыбнулся. – Вот я тебя нашел, Евдокия. Ты хорошо пряталась, но я все равно отыскал. Они мне помогли.

– Кто – они?