Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вроде как без деформаций.
— Значит, асфальтовая болезнь, — кивнул Николай, — точно запил. Никому не говори, что видел.
Продолжали разработку самостоятельно.
Неожиданно разведчики сообщили, что им дали отпуск как минимум на месяц — отправляют на Чёрное море. Вернутся — позвонят.
— Кто это в апреле на море отдыхает? — поделился своими сомнениями Антон.
— Может — врут, работать на нас передумали? заподозрил Гордеев.
— Вряд ли, — Антон волновался, — просто начальство хочет убрать их из города? Что-то случилось, или… должно случиться!
— Не… тогда бы по прослушке прошло у Калиганова или Пчёлкина. Там же всё в порядке, наоборот — стали меньше болтать.
— Вот это-то и странно…
Всё прояснилось, когда через три недели появился Шапкин. Раны на лице у него зажили, но в глазах стояла грусть. Совещание провёл квёло.
Почти не курил. Сотрудников о делах не расспрашивал, не ругал своего заместителя за прошедшую бездеятельность. Сказал Заботкину и Гордееву остаться.
— Понимаете, мужики, — начал он фамильярно, чего за ним никогда не наблюдалось, — работу нашу надо сворачивать.
— Как это сворачивать? — не понял Антон. Скоро реализация. Эпизоды преступной деятельности есть, разведчики — свидетели. Установлен их руководитель. У того начальник, который нас выведет на Кулибабу. А там, смотри, и Могила будет в камере. Это же целое преступное сообщество! Статья громкая — впервые в России! Орден получите!
На этот раз награда не сработала.
— Получать некому будет, — угрюмо произнёс Шапкин. Обратился к Антону: — Ты что, лицо моё не видел, когда ключи от машины забирал? Хочешь, чтобы и у тебя такое было? Я только подъехал, пикнуть не успел, как меня из «шестёрки» выкинули. Мешок на голову и в лес. До утра держали пристёгнутым. Спрашивали, на кого работаю. Им моё удостоверение и пистолет не доказательство. Для них все менты продажные. Спрашивали кого целую неделю там караулю. А я же только подъехал!
Антон догадался:
— Эх, чёрт! У разведчиков тоже белая «шестёрка», видимо, машины спутали, надо было вам ехать на своей бежевой с водителем.
— Чего теперь-то, — Шапкин обхватил голову руками, — до сих пор гудит! Сволочи — бить умеют. Эта Ольга, за которой следили — сожительница Малышева… Таблетки от боли есть?
— Какого Малышева?
— Такого! Александра, — недовольно повысил голос Шапкин, махнул рукой, выдвинул ящик своего стола, начал в нём рыться: — Ладно, идите, работайте!
Заботкин с Гордеевым вернулись к себе в кабинет.
— Ну что? — спросил Антон. — Не зря разведку в отпуск послали — шухер пошёл.
— Они что, хотели лидера «малышевских» завалить? — недоумевал Гордеев, — без санкции Могилы здесь точно не обошлось! Вот это был бы фурор!
— Будет тебе фурор! Кто шефа-то дубасил — «малышевские» или «могильские»?
— Какая разница? Главное, что он им слил? Он и про нас с тобой мог трепануть! Завтра ко мне домой придут с молотками и к тебе! Каково?
Ещё через день стало ясно, что начальник отдела от разработки отошёл, точно забыл о ней. Не интересовался. Занимался другими делами, которых было предостаточно. Частенько выезжал сам в районы, возглавляя оперативные группы по раскрытию убийств. Оформлял себе командировку на несколько дней, вместо себя оставлял заместителя.
Возвращаясь, был хмур и сосредоточен — словно постоянно чего-то ожидал, вздрагивал на каждый звонок по телефону в кабинет. Просил трубку брать сотрудников, спрашивать, кто. Если звонили незнакомые люди — заставлял оперативников лгать, что он на совещании.
За окном уже отзвенела капель, начало пригревать апрельское солнышко.
Неожиданно ночью Заботкину снова приснился тот неизвестный в чёрной одежде. Угрюмо сидел на стуле, положив ногу на ногу, запахнувшись в свой плащ, не собираясь никуда убегать, только хитро улыбался.
Рано утром у Антона в квартире раздался телефонный звонок. Думал — вызывают на работу.
Оказалось — звонил Рыбкин:
— Гордеева найти не можем. Он, верно, из Выборга едет на электричке. Поэтому приезжай ты. Я в изоляторе. Все уже собрались, твой начальник в курсе ему генерал сообщил.
«Что случилось-то? — мысленно заволновался Антон. Может, всплыло похищение Шапкина?»
Ехать было недалеко, гадал, свернул внутрь изолятора через ворота для автозаков. Когда поднимался в кабинет начальника отделения, встретил Игнатьева. Тот был зол, лицо красное, недовольное. Поздоровались холодно.
Рыбкин был на месте, ждал с нетерпением:
— Тебе знаком Андрей Николаев? — спросил он, пожимая руку Антона.
— Не припомню, — отозвался Заботкин, — «Николаев» фамилия популярная. А что такое?
— По городу убийства шли девушек, помнишь? Маньяк их резал. И на нашей территории был один случай в парке Терешковой.
— Конечно, помню. Я этот эпизод на Сибирякова примерял. А там Игнатьев выезжал, друга убитой в камеру законопатил — Андрея, десантника. Фамилия — Воробей или Сорока… что-то птичье! Чем закончилось — не знаю, я в главк ушёл. Спроси у своего подчинённого.
— Так вот тем и закончилось! Дело в суде развалилось — парня отпустили. Женился, взял фамилию супруги. Подался в «тамбовские» — Гордеев мне его и привёз по вашему заданию. Ну а мы по информационному центру не проверили и Сыча к нему в камеру запустили поработать. Представляешь? Фамилия-то другая — Николаев!
— Ха-ха, — Антону стало весело, — встретились старые кореша! Замочил Сыча?
— Хуже!
— Что может быть хуже?
У нас камера была на прослушке. Оказывается, за ночь этот десантник расколол Сыча на убийство своей девушки, а заодно и кучу остальных аналогичных эпизодов по всему городу. Даже выяснил, где нож лежит с загнутым вверх лезвием.
Помнишь, в отделе он им всё хвастался? Им же и резал, гадёныш.
Веселье ушло. Душу заполнила горечь. Антон вспомнил девушку в браслетах, убитую в парке Терешковой. Имя забыл. Но светло-голубые глаза, распахнутые точно от удивления и так застывшие, частенько снились.