— как бы без всякого интереса тут же спросил Тим Тимыч.

— Терпение, мой друг, терпение... — Кешка нарочно сделал длинную паузу, показавшуюся Тим Тимычу нестерпимо долгой. — Новость номер один: всех парней нашего класса зачисляют в команду сто девяносто шесть.

— Сто девяносто шесть? — подскочил на диване Тим Тимыч. — Танковые войска?

— Блажен, кто верует, — почти пропел Кешка. — Хоть тресни, не догадаешься!

— А ты не играй на нервах! — вскипел Тим Тимыч, грозно уставившись на Кешку.

— Открою тебе великую военную и почти государственную тайну, Котовский нашего времени, — театрально строя гримасы, тянул Кешка. — И только потому, что ничего на свете не ценю выше дружбы. Не в пример некоторым штатским, — подчеркнул он выразительной интонацией. — Но, учти, все, что я тебе сообщу, — не для печати!

— Кого ты предупреждаешь? — обиделся Тим Тимыч.

— Так вот, уважаемый хронический двоечник по лучшему из предметов, который ведет сама классная руководительница Антонина свет Васильевна. Слушай меня внимательно. Если ты думаешь, что, попав в команду номер сто девяносто шесть, ты станешь танкистом, или летчиком, или, на худой конец, артиллеристом, то ты глубоко и безнадежно заблуждаешься. Даже если ты предположишь, что попадешь в пехоту — царицу полей, то и в этом случае ты уподобишься слепцу.

— Значит, морфлот? — с еще не исчезнувшей надеждой спросил Тим Тимыч, приподнимаясь на локтях.

— О гениальный провидец! — во весь рот разулыбился Кешка, со смаком предвкушая реакцию Тим Тимыча. — Ты когда-нибудь в своей еще не столь продолжительной, но бурной жизни слышал о такой профессии — писарь?

— Писарь? — осторожно переспросил Тим Тимыч.

— Совершенно точно: писарь, — с подчеркнутой наивностью подтвердил Кешка.

— Ну и что? — Тим Тимыч ощутимо почувствовал, как его начинает знобить.

— А то, — невозмутимо продолжал Кешка, — что и я, и ты, и Вадька, и даже Мишка Синичкин — все мы загудим в роту писарей. Военных писарей, — уточнил Кешка.

— Видел трепачей, но таких, как ты... — набычился Тим Тимыч.

— Хочешь — верь, хочешь — как хочешь, — беззаботно и ничуть не воспринимая слова Тим Тимыча как обиду, отозвался Кешка.

— Откуда ты эту чушь выкопал? — тоном прокурора спросил Тим Тимыч. — Какая сорока тебе на хвосте принесла?

— Это не сорока. Это майн фатер по большому секрету мне шепнул. Чтобы я никому ни гугу. А я, видишь, ради тебя...

— Не в этом дело, — еще сильнее помрачнел Тим Тимыч. — Не могли твоему отцу такие сведения дать.

— А ты забыл, кто есть мой фатер? И кем ему доводится наш горвоенком?

От этих слов Тим Тимыча прошибло потом. Крупные капли его заструились по лбу, и так как лоб был нахмурен и морщины собрались в гармошку, то капли стекали по ним к глазам. Только сейчас до Тим Тимыча дошло, что Кешка не треплется. Ведь его отец, профессор, состоит в каком-то родстве, хоть и дальнем, с городским военкомом, и, конечно же, тот мог заранее сказать ему, в какой род войск загудят призывники школы номер три.

— Ничего у них не выйдет, — упрямо сказал Тим Тимыч, придавая своему голосу особую твердость. — Я своего добьюсь.

— Умерь свой необузданный пыл тореадора, — захохотал Кешка. — Как прикажет военкомат, так и будет. И ничегошеньки тут не попишешь — у них разнарядка. И — баста! И — концы в воду!

— Да такой и специальности военной нет — писарь, — пытался опровергнуть Кешку Тим Тимыч.

— Есть, любезнейший! — почти с восторгом воскликнул Кешка. — Я все уже вынюхал. Пока ты с лейкоцитами борешься, я всю информацию добыл. С превеликим трудом. Действуя где подкупом, где лестью, а где нахальством. Уподоблялся и Макиавелли, и Жозефу Фуше, и Чарли Чаплину, и еще бог знает кому!

Чувствуя, что Кешку опять заносит и что он уйдет от главного вопроса, Тим Тимыч властным жестом велел ему умолкнуть.

— Рад, что попал в писаря, да? Обалдел от счастья? Ну и радуйся! Меня в писаря никто не загонит! Я Наркому обороны напишу!

— Пиши хоть самому господу богу, — примирительно сказал Кешка. — А только готовься в писаря. Ты читал «Поручика Киже» Юрия Тынянова? Уверен, что не читал. Так именно на страницах этого произведения рассказывается, как благодаря писарю, который вместо «поручики же» начертал «поручик Киже», появился этот мифический герой. Сам император проявлял о нем трогательную заботу. Так что профессия очень даже романтическая. От писаря, к примеру, иногда зависит, представить тебя к ордену или повелеть тащить на эшафот.

— Так у меня почерк ни к черту. Я его даже сам не разбираю, — ухватился за последнюю соломинку Тим Тимыч. — И по русскому, что ни диктант, то трояк. Никто меня в писаря не возьмет.

— Как миленький почерком овладеешь! — пообещал Кешка. — Причем не абы каким, а каллиграфическим. Знаешь, как военком товарищ Миронов говорит? В армии закон: не можешь — научим, не хочешь — заставим. А товарищ Миронов у нас в гостях частенько бывает.

Доводы Кешки были настолько внушительны, что Тим Тимыч потерял всякую надежду их опровергнуть, а потому бессильно откинулся на сбитую в комок подушку и умолк.

— Да дьявол забери эту команду сто девяносто шесть! — беспечно воскликнул Кешка. — До октября еще далеко, могут новую разнарядку прислать. И окажешься ты, Тим Тимыч, точнее, Тимофей Тимченко, в грозном танке. «Броня крепка, и танки наши быстры, и наши люди мужества полны!» — пропел Кешка. — Давай сменим пластинку. Выслушай главную новость. И я уверен, вся твоя болезнь испарится.

Тим Тимыч молчал, уставившись в одну точку на дощатом потолке. Кажется, это был сучок в сосновой доске, который представлялся ему то мордой лающей собаки, то лицом злорадно хихикающего клоуна.

— Сегодня, Тимоша, у тебя день приемов, — между тем значительно и веско продолжал Кешка, избавив свою речь от иронии и шутовства. — Сегодня во второй половине дня тебя посетит одна принцесса.

— Какая еще принцесса? — испугался Тим Тимыч.

— Не волнуйся, не заморская.