– Самолет в море упал, никого и ничего не нашли, нам телаПавла так и не отдали, вещи тоже, мы чисто символически на кладбище памятникпоставили, вроде Павел там лежит, только могила пустая! Мама чуть с ума несошла, день и ночь плакала.

– Точно знаете, что Павел погиб?

– Конечно.

– Откуда? Ведь тело не нашли!

Мила покачала головой:

– Странный вы, право, и вопросы задаете глупые. Паша намсообщил: «Летим с Юлькой на юг, косточки погреть», номер рейса назвал,пообещал, как устроится, сообщить. Ну а потом Юля звонит и кричит, надрывается:

– Павлуша погиб!

Я перестал что-либо понимать.

– Юля – это кто?

– Девушка Павла, они пожениться хотели. Паша даже к ней житьпереехал. Вместе на юг собрались, в море покупаться, и вон чего вышло.

Я потряс головой:

– Мила, каким же образом получилось, что Юля осталась жива ипозвонила? Она что, выплыла и понеслась в Москву?

Мила повертела пальцем у виска.

– Вы совсем того, да? Они с Пашей поругались, уж не знаю, вчем дело было, только Павел ей гадостей наговорил и один улетел. А Юляосталась. В общем, я плохо ситуацию знаю. Когда беда случилась, Юля ничего нерассказывала, только плакала и твердила:

– Ну почему я вместе с ним не полетела?

А потом время прошло, она замуж вышла, ребеночка родила.Мама наша ее осудила, а я считаю, что жизнь продолжается, нечего себя вместе сумершим хоронить, не в Индии живем, чтобы вдову на костре погребальном сжигать.Да она и не жена Пашке была. Я с Юлей дружу, вернее, общаюсь, мы созваниваемся.

– Дайте мне ее телефон, – попросил я.

– Без проблем, – ответила Мила, – записывайте.

Оказавшись в машине, я сразу набрал Юлин номер и услышалтихий голосок:

– Але.

– Позовите Юлю.

– Маму?

– Да.

– Она спит, ей в ночную смену.

– Подскажите, когда она проснется?

– Ну… не знаю, я в это время уже сама дрыхну.

– Можете маме записку написать?

– Не-а.

– Почему же?

– Я на роликах каталась и упала, теперь правая рука в гипсе,а левой писать не умею.

– Если я позвоню в десять вечера, застану вашу маму?

– Я телефон выключу перед тем, как лечь, – бубнила девочка,– муся по будильнику встает.

Потерпев полнейшую неудачу, я решил «заехать» с другойстороны:

– Мама где работает?

– Продавщицей в магазине «Наш дом», в отделе посуды.

– И уходит на работу так поздно?!

– Он круглосуточный, – объяснила девочка, – а за ночь большеплатят.

Я повесил трубку и поехал домой. Ладно, сейчас сам лягу ипокемарю чуть-чуть, а затем поеду в «Наш дом» и разыщу в посудном отделе Юлю,может, она расскажет мне правду? Похоже, в этой истории есть какая-то тайна, и,может быть, Юля ее знает и почему-то морочит родственникам Павла голову.Конечно, он прошел регистрацию, раз милиция сообщила родным, что он летел… Авдруг он потом передумал и вернулся к Юле? И по какой-то причине они скрыли этоот родных…

Войдя в квартиру Норы, я невольно закашлялся. Пахло как вбане, чем-то травянисто-растительным. Я не слишком большой любитель греть костина полке, но пару раз Макс затаскивал меня в парилку, и я очень хорошо запомнилдух от растворов, которыми приятель плескал на раскаленные камни. Вот и у нас,как в бане, жарко, просто дышать нечем.

Я прошел в свою комнату, снял пиджак, повесил его на спинкустула, потом отворил окно, оперся о подоконник и вытащил сигареты. Не знаю, какдругих людей, а меня угнетает жизнь в окружении высотных домов. Во времена моеймолодости журналисты очень любили употреблять штамп «каменные джунгли». Правда,за этими двумя словами, как правило, следовали названия городов: Нью-Йорк,Вашингтон, Лондон и другие, кроме тех, что принадлежали к соцлагерю. Это в их,чуждом нам капиталистическом мире люди задыхались в мегаполисах, а в Москве,Софии, Праге дышали свежим воздухом и слушали пение птиц. И что самоеинтересное, мы верили в это горячо, искренне.

– Вава, – закричала, вбегая ко мне, Николетта, – немедленнозакрой окно!

Я повернул голову и спокойно ответил:

– В квартире жарко.

– Захлопни створки.

– Но почему?

– Дует.

– Прости, Николетта, моя комната в самом конце квартиры,место, где ты сейчас спишь, далеко отсюда…

– Это из-за мандрагоры, ее нужно готовить без притокасвежего воздуха.

Я послушно затворил окно и сел в кресло.

– Ты очень скрытный, – надула губки Николетта, – нет бырассказать, где бываешь, чем занимаешься! Я обязана быть в курсе дел! Вдруг тыпопадешь в дурную компанию!

Все понятно, у Николетты очередной приступ материнскойлюбви, накатывает он на нее примерно раз в пять лет и длится около часа. Далеесобытия станут развиваться следующим образом: маменька откроет шкаф,переворошит вещи, сообщит, что мне следует купить себе новые костюмы, затемпосоветует сходить в парикмахерскую, поцелует в щеку и упорхнет, оченьдовольная собой. Мне и в голову не придет делиться с ней сокровенными мыслями.Я никогда не откровенничал с матерью, не спрашивал у нее совета и не просилпомощи, бесполезное это дело, а порой даже опасное. Любую полученную информациюНиколетта, самозабвенная сплетница, не способна удержать при себе, все мигомстанет известно заклятой подружке Коке, а уж та разнесет чужие тайны по всем гостиным.

Николетта подошла ко мне.

– Вава, тебе пора постричься.

Ну вот, я ошибся в последовательности действий, сейчас онарванет к шкафу!

Николетта бодро дорысила до гардероба.

– Ужасно, – заломила она руки, разглядывая вешалки, – совсемнет приличной одежды. Широкие лацканы давно не носят!

– Мне нравится.

– Отвратительно! А галстуки!