типом одержимости. Глядя на тело Латыпова под испачканным кровью брезентом, Евгений задавался вопросом, что заразило майора: возможно, тот первый насильственный контакт с темнотой, который ознаменовал перелом в жизни каждого полицейского. В любом случае, убийство Дианы должно было пробудить в Неделине дурные воспоминания, демонов, которых он так пока и не смог преодолеть.

Неделин расписался в протоколе и вернулся к коллегам, где Райская и Кротов пытались воссоздать утренние события. Путевой обходчик явно находился в состоянии шока.

— Как тело попало сюда? — спросила Мария у Евгения. — Что он здесь делал?

− Безлюдное место, — мрачно сказал Неделин, оглядывая окрестности.

− От станции далековато, − заметил Кротов, − где его автомобиль?

Марат пожал плечами.

— Не сочтите меня за дурака, но я же присутствовал на месте преступления восемьдесят девятого года. Я видел результаты того убийства, хотя был очень молод.

— Что вы имеете в виду? — спросила Мария.

— Что все это происходит оттуда. Вся эта боль, все эти мучения идут из прошлого. Как будто эти старые файлы породили энтропию, которая нарушит равновесие в ближайшие годы.

— Извините, но я вас не понимаю.

— Некоторые, если судить поверхностно, говорят, что это проклятие, — попытался объяснить Неделин. − Я же считаю, что убийство нарушает жизненно важный баланс, и если этот баланс не восстанавливается тем или иным способом, то отсутствие справедливости порождает хаотическую рябь, которая отражается на жизни всех нас: и сотрудников полиции, и жертв. Зло, которое не прижигается, порождает новое зло по бесконечной спирали.

Ладно, он совсем отстал от жизни, сказала себе Мария, самодовольно кивнув.

— Не смотрите на меня так. Я не сошел с ума. И если вы думаете, что я не прав, то, к сожалению, в итоге вы переосмыслите то, что я вам сказал, потому что Роман Игоревич — только первый, «двинувшийся» на этом деле, — разгорячился Неделин. − Я буду ждать вас в машине.

Оба полицейских смотрели, как он уходит в сторону служебного фургона.

— Ты слышал? К нам приехал философ. Алуштинский Ницше, — прокомментировала Мария.

Мысленно Кротов был согласен с Маратом. Он нутром чувствовал негативную силу, порожденную смертью Дианы: словно магнитный ток, которым она была пропитана.

— Ты поедешь с нами? — спросила Мария Евгения.

— Да, но… — неожиданно задумался Кротов и, почесав в затылке, добавил: — я потом сразу еду в караимское селение. Ну, в район Бахчисарая.

— Разумно, — ответила Мария. — Но будь осторожен. Там народ твердый, разговорить их будет трудно. С другой стороны, настало время их прощупать…

— Может, кто-то что-то вспомнит, — взглянул на часы Кротов.

— А что у тебя есть для этого?

Евгений пошарил по карманам.

— Ничего такого. Пистолет.

— Пистолет вынимать не надо, — улыбнувшись, сказала Мария. — Могут не так понять. Разговаривай с ними об их общине, земляках, упомяни древность их народа. Это они любят. Может, и узнаешь чего. Что-нибудь еще?

— Нет, — ответил Евгений, — пусть возьмут ДНК Латыпова для сравнения с имеющимися образцами с места убийства.

— Без тебя я бы не догадалась, — сказала Райская, но, услышав гудок автомобиля, заспешила: − поехали. Останки Латыпова тоже совсем скоро повезут в город.

На обратном пути Кротов сказал Марии и Марату:

− Я пока не хотел бы, чтобы имя погибшего сообщало в прессе. Пусть пока скажут, что при трупе не было документов.

− Почему? — обернулся Неделин.

− Известие о смерти внука может добить старика Латыпова, а он может дать ценную информацию по делу, − посмотрел на часы Евгений.

− А они даже из сообщений утренних СМИ не поймут, что несчастье случилось с их родственником?

− Латыповы живут обособленно, в горном селении, − заметил Евгений, − живут в основном сельским трудом, вряд ли сидят часами напролет в интернете. Из сказанного по телику вряд ли что поймут. Да и сопоставлять отъезд Всеволода с сегодняшним трупом для фермеров из глухого селения — непосильное занятие. Так что я предполагаю, что они пока находятся в неведении.

− Результаты экспертизы будут к вечеру, − заметила Райская.

− Тогда встретимся потом в Управлении, − Евгений вытащил записную книжку.

Глава девяносто пятая

Район села Скалистое, южный Крым

Земли клана Латыповых начиналась неподалеку от Симферополя, в самом сердце Бахчисарайского района, в горах, посреди территории густых вековых лесов, безраздельного царства сладострастной, дикой и первобытной природы. В самом селе их редко можно было встретить, так как они не любили общаться с другими людьми, к которым питали инстинктивное недоверие, часто переходившее в открытую враждебность.

Считалось, что караимы лучше уживаются с животными, чем с людьми. Все это дополняло мифологию, постепенно нараставшую вокруг этого народа: давным-давно ходили странные слухи, что они занимаются каннибализмом, что они совершают языческие обряды на гектарах полей и лесов, принадлежавших им, что многие из их детей никогда не были зарегистрированы, а некоторые беззаботные пастухи, которые случайно проникали на их землю, никогда не возвращались. Злые языки утверждали, что они были похоронены в полях, брошены в известняковые пещеры гор или, как рассказывали детям, чтобы отговорить их от походов в эти леса, расчленены, как поросята, и съедены на в ночь полнолуния. Легенды питались сами собой, а сплетни накапливались со временем. Некоторые утверждали, что караимы — единственные наследники коренных крымских общин, которые жили здесь еще со времен Хазарского Каганата.

Со временем истории о пропавших пастухах, о разбойниках и путешественниках, которые пытались проникнуть на эту территорию и от которых возвращались только лошади или мулы, о христианских священниках, которые осмеливались проповедовать в тех горах и были кастрированы или брошены на корм скоту, приобрели черты фольклора.

* * *

Кротов снова провел некоторое время в разъездах. После того, как его высадили на железнодорожном вокзале, он сел на электричку и, наконец, финальную часть маршрута от железнодорожной станции до искомого пункта преодолел на частнике.

Сейчас ему Симферополь казался почему-то очень далеким. Отроги холмов, усеянные домиками и хозяйственными постройками, мелькали в этом дневном осеннем свете, напоминали художественные полотна старых мастеров. Приглядевшись, можно было увидеть, что поля выжжены, а цветы при последнем издыхании, но все в целом слагалось в огромные золотисто-коричневые пространства, вбирающие все детали.

Здесь царил мир и покой. Машины практически не встречались.

Пыль… она была повсюду. Они двигались по грунтовой дороге, сухой, как келья пустынника. Кустарники вокруг были припудрены, листья побелели. Дома были вкраплены в это буйство природы.

Они проезжали мимо брошенных деревень, разрушенных хуторов, ферм, так прожарившихся за лето, что их стены, казалось, готовы были рухнуть в любой момент. Лаяли собаки, множество собак.