Послушный скот, апатичные безликие крестьяне. Сельский мирок, живший в своем круговороте, безразличный и к мирной жизни, и к войне.

Внезапно Евгений заметил внизу коричневые пятнышки — лошадей, колодцы. Как кусочки коры на листке. Дорога здесь спускалась, следуя изгибам маленькой котловины меж серых скал и уже тронутых осенней ржавчиной диких деревьев.

* * *

И вот Кротов оказался в самом сердце караимской деревни, у входа в жалкую церквушку. Тяжеловесная, приземистая, обветшалая, она казалась закрытой: створки входной двери были связаны толстой веревкой. У самых стен разрослись чахлые сорняки, вместо свинцовых рам и традиционных витражей окна были закрыты кусками картона.

Сам вид этой церкви выражал все безразличие, чтобы не сказать враждебность, которое караимы питали к христианской вере. Под небом Крыма не было места для двух богов.

Внутри — та же разруха. Никакого освещения. Кособокие скамеечки для молитв, казалось, прислонялись друг к другу, чтобы не упасть. Свечи были воткнуты прямо в песок. Помосты гнили у покрытых влагой стен. В нефе витал запах гипса и селитры, как будто время, упадок и запустение в конце концов обратились в плесень.

Евгений заметил несколько женщин без возраста, которые молча молились. Эта часовня не нуждалась во фресках, изображающих восхождение на Голгофу, — она сама была крестным путем, агонией, с предсказуемым результатом.

Священник вышел к нему из-за алтаря.

— Что поделать, — пошутил он, — это не совсем ХХС, но сам Христос всегда проповедовал смирение.

Кротов сочувственно улыбнулся. Какое-то хлопанье заставило их поднять глаза. Пользуясь дырами в крыше, на хоры залетели голуби. Они двинулись по центральному проходу. Сквозь пропитавшую все вокруг влажность пробивался запах ладана. Они вышли во двор.

— Слушаю вас, — сказал священник.

− Вы не знаете, где находится дом Латыповых?

− Кто именно из Латыповых вас интересует? В селении им принадлежит несколько домов, и все в разных местах.

− Я хотел бы видеть главу рода, Бабакая Латыпова,− еще накануне Евгений навел необходимые справки о большой семье Латыповых, жившей в селе.

Получив от священника адрес, Кротов направился по грунтовой дороге к зданию, стоявшему посреди деревни, вдоль склона виноградника. Его несколько удивила глинобитная постройка, ветхие стены были изъедены сыростью — он думал, что жилище главы семьи будет побогаче.

Тем не менее, едва подойдя к дому, Евгений сразу позвонил в электрический звонок. Никаких вступлений и преамбул. Когда к нему вышла пожилая женщина в серой юбке и кофте, то единственный вопрос, выскочивший из него, был словно из барабана, где разыгрывался тираж некой лотереи:

— Я могу поговорить со старым Бабакаем?

− А вы кто? — спросила женщина.

Кротов вытащил свое удостоверение — чтобы разговор пошел в нужном русле.

— Полиция Симферополя, отдел убийств, — сказал он женщине. — Я могу видеть Бабакая Латыпова?

− Одну минуту, − сказала та и быстро пошла по дорожке к дому.

Совсем скоро из дома вместе с женщиной вышел низкорослый мужчина лет сорока в черной одежде. Он был похож на священника, но неухоженная бородка клочками и длинные начинавшие седеть волосы, закрученные в узел на затылке, делали его фигуру пародией на служителя культа.

− Здравствуйте, меня зовут Рахмат, − учтиво представился он Евгению. — может я вам могу чем-нибудь помочь?

− Мне нужно поговорить с Бабакаем Латыповым.

− Насчет чего?

− В горах неделю назад произошло убийство, и я бы хотел бы задать ему несколько вопросов.

− Старый Бабакай болен и он вряд ли сможет отвечать на них, − покачал головой мужчина.

− Вы доктор?

− Нет, я родственник, помогаю тетушке Доре ухаживать за ним, − кивнул на женщину человек, − сами понимаете, возраст…

− Дело очень важное и я должен поговорить с ним, − настаивал Евгений, − можете передать Бабакаю, что убийство связано с караимскими ритуальными масками.

− Все же он лежит серьезно больной и нет смысла тревожить его тяжелыми разговорами, − протянул мужчина.

− Тогда мы пойдем официальным путем и вскоре доставим главу вашего рода в Симферополь для дачи показаний, — гнул свое Кротов. — со всеми его грелками и «утками». И ему придется ответить на все наши вопросы в рамках следствия. И не один раз. Пока еще можно обойтись мирной беседой, на которой, думаю, все и завершится.

− Ну хорошо, я спрошу у него, − бородач испустил короткий вздох, − быть может старик согласится поговорить с вами. Я сейчас.

Через несколько минут он вернулся и покачав головой, произнес:

− Бабакай примет вас. Однако прошу, недолго.

Они прошли в дом, только налетевшие сухие листья скрипели под их обувью.

− Он слепой, − негромко сказала женщина по дороге.

− Я знаю это, − не оборачиваясь, ответил Евгений.

* * *

Кротов плохо себя чувствовал. Эта казавшаяся бесконечной поездка в Бахчисарайский район довела его до дурноты. С раннего утра он был на ногах, занимаясь найденным трупом Латыпова, и в результате эти уходящие за горизонт поля, расстилающиеся под осенними тучами, словно море, связались в сознании с охватившим его беспредельным унынием. И конца-края этому он не видел.

И вот теперь в погоне за убийцей он сидел в компании каких-то крестьян, попивая приторную настойку шиповника или чего-то в этом роде. Единственным приятным сюрпризом оказалось, что его все же привели к Бабакаю. Но в остальном…

Женщина не сводила глаз с него. Весь ее взгляд низводил Кротова до уровня нежеланного чужака.

Сам глава рода полулежал на кровати, укутавшись пледом и опираясь на положенные ему под голову несколько подушек.

Наконец, одним жестом остановив словесную акробатику бородатого родственника, он вытаращился бесполезными глазами на Кротова. Молча он запустил руку за подушку и достал длинную курительную трубку. Бородач помог ему набить ее табаком.

Не торопясь, старец раскурил трубку, помещение наполнилось сладковатым дымом. Затягиваясь табаком, он, поджав губы, незрячими бельмами уставился в потолок, пробыв в таком состоянии пару минут.

Евгений решил ему пока не говорить о смерти внука, опасаясь непредсказуемых последствий; если же сам Бабакай каким-то образом узнав об этом, начнет разговор на эту тему первым, только тогда можно было поддержать диалог.

— Это культовое дело, — наконец изрек старик.

Кротов сосредоточился.

— Культ, — тупо повторил он, — это что в вашем понимании?

— Традиции предков и их исполнение.

— А кто же исполнитель?

— Избранные из рода. На протяжении веков было множество избранных. Избранный играет жизнями жителей общины, он наказывает их, и в то же время он направляет нас. Это подвижник, освещающий путь вперед.

Евгений подумал о Моисее, уводящем иудеев, обращенных египтянами в рабство. О Христе, вернувшем