одного бойца был особенно заметен. Щуплый, с неровно, коротко обрезанными волосами, он резко выделялся даже среди молодежи. Подойдя к Ольгерду, юноша вскинул голову и произнес как и все.

— Всегда и везде, мой меч — твой меч, моя жизнь — твоя жизнь!

И только услышав этот голос, по рядам пронеслось.

— Ведьма!

— Это ж баба с мечом! Куда лезет, дура!

Ольгерд тоже с удивлением уставился на девушку, на ее стиснутую кольчугой грудь, на короткий меч у пояса. «Зачем она это делает? Оружие, броня у нее откуда?» — В голове завертелись совсем ненужные в такой момент вопросы. Разбираться в этом сейчас не было никакой возможности, и он, вдруг, узнавая на ней свою детскую броню и клинок, лишь мотнул головой, мол ладно, вставай в строй, и Ирана, словно закрываясь от удивленно-недовольного ропота, шагнула за спину Ольгерда, втискиваясь между ним и Фрики.

Раздраженный гул вроде бы начал стихать, но все равно общий настрой дружины стал клониться совсем не в нужную сторону, и Фарлан решил, что пора. Звякнув погромче ножнами, он сделал шаг и остановился. Затем, оглянувшись назад, посмотрел на оставшихся с такой загадочной усмешкой, что у многих сразу же закралось подозрение. — «Старый лис что-то такое знает. Такое, что мы потом локти будем кусать, что не послушали конунга».

Венд неспешно зашагал к Ольгерду, а дружинники, проводив его молчаливыми взглядами, как-то враз позабыли про ведьму и вновь обратились глазами к Озмуну и Кольдину. В этом немом призыве чувствовался не только вопрос, но и укоризна, мол, что же, бросим конунга и молодежь одних. Ведь пропадут же. Нехорошо это.

Ощущая на себе эти взгляды, Озмун стоял мрачнее тучи, а Кольдин, храня на лице извиняющую улыбку, смотрел Ольгерду прямо в глаза. — Ну что, как я говорил, так и вышло, — читалось в этой издевательской усмешке, — не обессудь, конунг. Его маленькое торжество было недолгим и моментально сменилось на тревогу, когда Озмун вдруг выпрямился и, взглянув в лицо стоящего прямо напротив Ольгерда, усмехнулся.

— Говоришь, слава отсюда аж до самых южных морей, — он еще раз хмыкнул и расправил длинный свисающий ус, — что ж, посмотрим. Не говоря больше ни слова и ни на кого не глядя, он твердо зашагал к конунгу, словно говоря всем остальным — это мой выбор, а вы поступайте как хотите.

То, что произошло потом, показало, что руголандцы, по-настоящему, в глубине души, хотели именно этого, но сдерживались, лишь глядя на свою старшину. Стоило Озмуну сделать первый шаг, как все остальные обрадовано повалили за ним вслед. Мрачный настрой мгновенно сменился радостным возбуждением с обеих сторон, и ветераны, подходя, уже позволяли себе насмешливые шуточки.

— Ну, куда это вы, салажня, собрались без нас⁈

А молодежь также беззлобно скалилась в ответ.

— Как же без вас-то! Без вашего присмотру даже до ветра сходить неможно!

Все весело ржали, безмерно счастливые в первую очередь от отступившего напряжения, и того прилива всеобщего единения, что накатило после минутного страшного чувства раскола.

Вслед за Озмуном пошли почти все, даже сторонники Кольдина. Сейчас рядом с ним осталось стоять не больше десятка, но и те пребывали в крайней степени неуверенности. Чувствуя, что еще мгновение промедления, и он останется в одиночестве, Кольдин спохватился. Шагнув вперед, он нарочито обреченно развел руками.

— Ну, коли общество так решило, то значит, так тому и быть.

Двинувшись в сторону Ольгерда, он всем своим видом демонстрировал — я вас предупреждал, так что потом на себя пеняйте.

Остановившись перед конунгом, Кольдин вытащил меч и, держа его на ладонях, протянул Ольгерду.

— Всегда и везде, мой меч — твой меч, моя жизнь — твоя жизнь!

Понимая, что подставился, он попытался сгладить неприятный момент излишней торжественностью, но Ольгерд не купился. Нагнувшись к самому уху старшины, он прошептал тихо, но очень отчетливо:

— Еще раз выкинешь хоть что-то подобное, не прощу.

* * *

— Сколько? — Ольгерд с ожиданием взглянул на появившегося в проеме шатра Фарлана, и тот, зная что разочарует своего воспитанника, мрачно пробурчал:

— Двенадцать. — Неприкрытое разочарование, появившееся на лице Ольгерда, заставило его смягчить неприятную новость. — Пока. Пока идти с нами вызвалось только двенадцать вендов, но время до утра еще есть. Может еще подойдут.

Ольгерд нервно закусил губу.

— Думаешь?

Не привыкший врать Фарлан поморщился, но все же сказал правду.

— Нет. Думаю, никто больше не придет. — Вопросительный взгляд Ольгерда требовал пояснения, и он добавил: — Мы с тобой оба были на совете и реакцию Остроя и прочих видели. Да они рогом упрутся, дабы желающих пойти с нами набралось как можно меньше.

Нахмурившись, Ольгерд молча поднялся и, лишь шагнув к выходу, задумчиво произнес:

— Ладно, пойдем посмотрим на тех, кто пришел. — При всем своем внешнем спокойствии и уверенности, сейчас он был более чем разочарован. На вендов он возлагал определенные надежды, поскольку не понаслышке знал, как сложно бороться в лесу с противником, избегающим прямого столкновения. Еще слишком свежи были воспоминания об отравленной стреле, чуть не отправившей Фарлана на тот свет. К тому же, очень уж не хотелось повторить ошибку своего деда, не оценившего опасности бьющих из засады лучников. Сотня, а лучше две, подвижных вендских стрелков могла бы полностью снять эту проблему, и он очень рассчитывал, что уж такое-то количество охотников в городе наберется.

Юный конунг молча прошел мимо посторонившегося Фарлана, и тот, так же, не говоря ни слова, двинулся за ним следом.

Ватага вендских добровольцев стояла шагах в двадцати от шатра. Все молодые, не больше двадцати, и с одного взгляда было понятно, что пришли они не по одному, а уже сплоченной командой. Ольгерд провел глазами по лицам вендов, сразу же выделив старшего. Это было нетрудно, он единственный, кто смотрел на конунга рокси с независимым и даже каким-то вызывающим видом.

Оценив добротный кожаный панцирь вендского вожака, его короткий меч и железные наконечники стрел, Ольгерд успел подумать, что пришедшие парни еще слишком молоды, чтобы добыть себе такую богатую по вендским меркам справу. Скорее, получили из родительских запасов, а значит, здесь они с одобрения весьма небедных семей. И выходит, не вся старшина в городе согласна с Остроем и Торваном.

Подойдя, Ольгерд подал венду руку как равному.

— Рад видеть тебя с нами. Как звать?

— Ингри. — Парень с нескрываемым облегчением пожал протянутую ладонь. Его нервозность была заметна и