впредь она будет поступать только так, как я предполагаю, и никак не иначе.

В «высокоморальной» голове Отелло сложилась модель поведения Дездемоны на все случаи жизни, и он уверен, она не переступит границы такой модели. Назовём это «доверчивостью» или как-то иначе, посочувствуем Отелло, или, если всё-таки речь о трагедии, ужаснёмся догматизму его представлений о человеке вообще, о женщине, в частности…

Мудрый Яго, знающий людей, почти как Мефистофель[503]…

Обратим внимание на слова Яго, злодей, злоумышленник, но, как выясняется, умный человек, что-то в людях, в человеках, понимает.

Вот его перлы:

«Каждый из нас – сад, а садовник в нём – воля»,

«Если бы не было разума, нас заездила бы чувственность. На то и ум, чтобы обуздывать её нелепости».

Вот его философия жизни:

«Я ненавижу мавра. Сообщают, Что будто б лазил он к моей жене. Едва ли это так, но предположим. Раз подозренье есть, то, значит, так».

И призыв к действию:

«Начну Отелло на ухо шептать, Что Кассио хорош с его женою.

Достаточно взглянуть: манеры, стан,

– Готовый, прирождённый соблазнитель.

Мавр простодушен и открыт душой,

Он примет всё за чистую монету».

Есть над чем поразмышлять.

Кто будет спорить, «раз подозренье есть, то значит так», принцип не из лучших, но злоумышленник не преминет этим воспользоваться.

Тем более, злоумышленника, который нашёптывает на ушко, не надо искать на стороне, он сидит в каждом из нас и нашёптывает, нашёптывает.

Стоит только разуму не суметь обуздать различные «нелепости» (назову их «тараканами»), которые непременно заводятся в голове, и заявляют о себе при случае и без случая, можно невольно разрушить и свою жизнь, и жизнь своих близких.

…питательная почва для злоумышленников вовне и внутри нас самих

Яго говорит о «нелепостях чувственности», но, на мой взгляд самая большая «нелепость», которая отравляет жизнь не одного мужчины:

право собственности на «свою», «собственную» женщину, жену.

Вот где питательная почва для различных злоумышленников от упёртых моралистов до откровенных проходимцев. В новое время, в новом фильме, мужчина даже сочтёт, что имеет право на «фантазии» в сознании и подсознании «своей» жены, что кончится для него крахом.

…подсознание, дискурс нового времени, и старый-престарый атавизм, «моя женщина» органично соединились в этом фильме, в некоторых сценах отсылающего нас к архаическим ритуалам…

Об этом фильме чуть позже, в отдельном опусе[504].

Яго прав, когда уподобляет нас саду, в котором садовник – наша воля и наш разум, понимающие, что не только «сон разума», но и «сон воли», рождают чудовищ.

Но если вы заявляете, что уверены в другом человеке как в самом себе, если ваши моральные принципы непоколебимы, то разве мы не вправе считать, что деревья и цветы в вашем саду искусственные и можно прекрасно обойтись без садовника (без воли и разума).

Червоточина в душе Яго не требует особых обсуждений, сам Яго не стал бы отрекаться, но разве нет у нас оснований назвать червоточиной, право одного человека замуровать другого человека в искусственном саду своих закостеневших «высокоморальных» принципах.

Не страшен ли подобный, искусственный сад в душе и в поступках человека.

И не лучше ли сотни сомнений, сотни подозрений, которые приходят, но не поселяются навсегда в душе, если человек, как человек думающий способен «обуздать любые нелепости».

Яго как шут…

Кассио считает, что Яго «режет начистоту», поскольку «человек военный, а не учёный», этим объясняются его откровенные разглагольствования о женщинах. Но, на мой взгляд, дело совсем в другом. Яго человек карнавальный, он шут, клоун, в этом его функция, его миссия, если хотите, в этом его обаяние.

Прислушаемся к его словам и не забудем, что Шекспир никогда не был сатириком, у него бок о бок идут высокое и низкое, печаль и веселье, плач и смех.

Яго не делает секрета из своего идеала женщины.

«Та, что без самохвальства хороша,

Учтива, краснобайством не греша,

Со средствами, но денег не мотает,

Всё б взять могла, но нужным не считает,

Самолюбива, но смиряет гнев,

Собой в любое время овладев,

Та, что притом совсем не так невинна,

Чтобы с трескою спутать лососину,

К которой не проникли в тайники

Напрасные искатели руки,

Достойна, если только есть такая…»

В присутствии жены, Эмилии, и Дездемоны, Яго вслух рассуждает:

«…Все вы в гостях – картинки,

Трещотки – дома, кошки – у плиты.

Сварливые невинности с когтями,

Чертовки в мученическом венце.

Дездемона:

Типун вам на язык! Неправда это!

Яго:

Нет, это правда. Я не клеветник.

С постели вы встаёте для безделья.

А делом занимаетесь в постели»

И вот в этом шутовстве, в этом балагурстве обсуждается вопрос, а если женщина не красива, какие у неё возможности заманивать в свои сети мужчин.

«Яго:

Красавица с умом тужить не будет:

Смекалка сыщет, красота добудет!

Дездемона:

Ну хорошо. А что сказать о той,

Которая дурна, но и не дура?

Яго:

Та, что красой не блещет, но с догадкой,

Приманку сделает из недостатка»

Не следует думать, что Яго презирает женщин. По крайней мере, не больше чем мужчин. Не больше, чем вообще людей, человеков.

И не только злой умысел стоит за его выбором Кассио, как инструмента отмщенья, а своеобразный кайф шута, который понимает, что у благородства всегда есть изнанка.

«Яго:

Когда кровь устанет от нежностей, сызнова воспалить её могут только привлекательная внешность, общность возраста, сходное воспитание. Ничего этого нет у мавра. Её (Дездемоны) запросы будут оставаться неудовлетворёнными. Рано или поздно она это почувствует. Мавр набьёт ей оскомину. Сама природа толкнёт её к другому. Тогда, если то неизбежно, кто подходит к этой роли больше, чем Кассио? Животное, каких свет не создавал, от которого так и разит беспутством. Не пропустит случая, чтобы не попользоваться, а нет случая, мигнёт глазом – и будет случай. Красив, молод и у него есть всё, о чём может томиться мечтательная зелёная неиспорченность. Отъявленное и совершенно законченное животное. И женщина уже выбрала его.

Родриго:

Только не эта. Не поверю. Она слишком целомудренна.

Яго:

Слишком целомудренна, божий человек! Вино, которое она пьёт, из гроздьев, как твоё. Слишком целомудренна! Как же