Нам известно, что Нуриев оплачивал многие её больничные счета (Марго никогда об этом не узнала), но где были остальные, где были британские официальные круги. И мне трудно принять довод (откровенно ханжеский), что многие готовы были ей помочь, но знали, что все деньги уйдут на ферму и на Тито. Конечно, в таких деликатных вопросах трудно судить со стороны, но во всех случаях, из песни слов не выкинешь.

…последние годы жизни великой Марго Фонтейн

В последние годы её мучил ужасный артрит суставов ног, и каждое движение приносило огромную боль. Марго шутила «в ногах моё нервное расстройство», после каждого выступления попадала в руки физиотерапевта, но что мог сделать самый знаменитый физиотерапевт, как он мог ей объяснить, что, прежде всего, следует дать ногам отдых?

Вынужденная оплачивать счета, Марго танцевала невероятно долго. Ей было 67 лет, когда она ещё продолжала выходить на сцену. В последние годы, измученные артритом ноги еле держали её. Когда после спектакля она снимала балетные тапочки, её ноги были в крови, одежда забрызгана кровью. Фред Эштон вынужден был ставить балеты, в которых не требовалось особой балетной техники. Однажды она сказала ему «знаешь, меня беспокоит мой корсаж (ей в это время 67 лет), в этом костюме грудь должна стоять, а у меня висит». Потом с помощью булавок, что-то подколола, подправила, и стала выглядеть вполне пристойно.

Последний её партнёр рассказывает, что она стала такой хрупкой, что он боялся до неё дотронуться, боялся, что она сломается. Он понимал, что ей больно, что совсем не хочется танцевать, и чтобы поддержать как-то сказал, зал полон, все с нетерпением ждут её выхода. Она улыбнулась и с грустной иронией сказала, что зрителей привело любопытство, интересно посмотреть на старую чудачку, которая ещё способна танцевать.

Она продолжала танцевать, но в её танце появилась какая-то хрупкость и надломленность, публика и танцоры, часто не могли сдержать слёз.

…«красная черта», которую переступила великая Марго Фонтейн

Нас не должен умилять тот факт, что великая балерина так долго выходила на сцену, что она выходила в роли Джульетты в 50 лет и зрители ей неистово аплодировали.

На мой взгляд, она переступила «красную черту», за которой упорство превращается в самоистязание, а жертвенность в забаву для толпы. Но должны ли мы обвинять в этом старую женщину которая нуждается в деньгах, которая держится на уколах, которая пытается придумать особые подкладки, чтобы помочь больным ногам? Вряд ли.

Ассистент Марго Фонтейн прямо говорит:

«зачем надо было заставлять старую женщину выступать в платье, в котором она потрясающе выглядела 25 лет назад. Чудовищно больно было смотреть, как она снимала это платье, во время последней примерки. Зачем надо было заставлять её появляться на сцене и считать, что тем самым мы продлеваем жизнь этой женщины. По-моему это отвратительно. Но так они поступали. И даже после этого, она умерла, окружённая счетами. Я никогда не прощу этого Ковент-Гарден. Никогда».

…перед лицом смерти

Марго Фонтейн умирала от рака. Она перенесла три операции и была прикована к постели. Она долго боролась со смертельной болезнью, даже нашла в себе силы пошутить: «Я привыкла гастролировать по театрам, теперь гастролирую по больницам». Но в какой-то момент она решила, хватит, больше сопротивляться болезни она не будет. Рудольф часто посещал её, несмотря на то, что лечебные заведения навевали на него скуку. Но он сам уже был болен, и чувствовал приближение смерти.

Когда Марго не стало, Рудольф не смог заставить себя поехать. Вместо этого она спрятался от всех в своём доме, на острове Сен-Бартельми[494].

Плакал по Марго. Плакал по самому себе.

Пережил он её на два года.

…последнее появление «латино»

И в тот момент, когда Марго умирала от рака, в её жизни, в последний раз, появилась группа «латино», то ли с «румбой», то ли без «румбы».

Ассистент Марго вспоминает, что за две недели до смерти Марго говорила: «Господи, вдруг я захочу изменить завещание в последнюю минуту. Мне нужно зарегистрировать отпечаток пальца». По-видимому, она опоздала.

«Дочь Тито появилась с 2–3 мужчинами и одной женщиной. Они прошли прямо к Марго. Я подумал, ничего страшного, разве она может ей навредить, а она всё спрашивала меня, что с фермой, что они сделала с фермой. Потом они зашли к ней и заставили её подписать. Она была не в себе, она не понимала что делает. Они заставили её поставить отпечаток пальца на бумаге. Это была приписка к завещанию о том, что ферма должна отойти к Роберто. Потом они предъявили это завещание с отпечатками пальца».

Остаётся признать, что у «латино» оказался подлинный вкус к жизни, они понимали, что Марго не захочет отдавать ферму Роберто младшему, который мог позволить себе продавать коров, если ему нужны будут деньги на наркотики. Другое дело, когда нужное завещание было получено, можно разыгрывать мелодраматическую роль и рассуждать о том, как любила Марго его отца, и как они все любили Марго.

…со-бытие

Позволю себе пофилософствовать на тему жизни и судьбы Марго Фонтейн, которую назвал со-бытием.

Как оно возможно?

Как возможны вдохновение, счастье, свобода?

Мераб Мамардашвили[495] полагал, что мысль может с нами только случиться. Что её нельзя придумать заранее, сымитировать, получить в наследство. Это некое особое состояние, связанное, как он выражался, с определённой точкой или моментом, нашего интенсивного жизненного переживания бесконечности мира, свободы, бессмертия души, Бога.

Мысль, позволил бы добавить я, становится со-бытием. И не только мысль, художественный образ, мгновения любви, прозрение в трудном деле, всего не перечислишь.

Вопрос в том, интенсивность нашего жизненного переживания может ли быть гарантией того, что случится мысль, образ, любовь, любое прозрение. Случится, следовательно, перестанет быть случайной.

Иными словами, найдёт ли нас при этом провидение. Не уверен. Исходные предпосылки обязательны, чтобы случилось, а случится или нет, никому неведомо.

По крайней мере, я не могу об этом судить.

Древние греки сказали бы, боги сами находят человека, чтобы войти в него, впорхнуть в него, стать самим этим человеком, в минуты его триумфа (предельной интенсивности), и непонятно это триумф самого человека или бога.

Вспомним героя Диомеда из «Илиады» Гомера[496]. Случается сражение,

…скорее всего не любое сражение, в котором участвует Диомед…

в котором Афина[497] «пламень ему от щита и шелома зажгла неугасный», «трепетать ему не велит».

Когда он мчится на своей колеснице и кричит «Я люблю