Разведка вернулась с неутешительными вестями: кош пуст, табуны ушли в горы, одна семья чабана осталась. Машины здесь ходят редко — самим выкарабкиваться надо. Федорыч говорит, что единственный выход — поднять домкратом поочередно колеса, умостить наш след чем возможно и выбраться задним ходом. Ставим домкрат, качаем ручку, машина даже не шелохнется — донышко пяты уходит в трясину. Подсовываем еще лопату, и она тонет. Хоть на вершину лезь за каменными плитами.

Вдруг Федорыч хлопает себя по лбу, бросается к багажнику, вытаскивает из дальнего угла позабытую сковородку.

— Вот она, родимая. Лишь бы не треснула…

Укладываем ее в грязь, на нее домкрат, качаем ручку.

Поверхность у сковородки большая, пружинит, а в грязь не идет. Вмиг поднимаем колесо на воздух. Устилаем колею ветками таволги, дерном, ковылем. Поднимаем таким же манером второе ведущее колесо, включаем задний ход, наваливаемся разом, машина двигается и выскальзывает из трясины. Так, прыжок за прыжком — и вырвались на волю. Через час машина уже стоит на сухой ковыльной степи у палатки.

В руках у нас оказалось волшебное средство. На самой грязнющей дороге бывают два-три непроезжих места, осилишь их — весь путь пройдешь. Трясина, откуда нам помогла выбраться сковородка, была непроходимой…

Ночью не раз просыпаемся. Прислушиваемся — гудит ветер, бушует, непогода разыгралась, кажется, шумит, вздувается близкая речка. Что будет завтра? Виктор Николаевич сбрасывает одеяло, расшнуровывает палатку, выползает в ветреную ночь и тихо свистит. Чистое звездное небо над головой — ветер разогнал облака, дождя и в помине нет, светит луна, улеглись по долине черные тени гор.

Утром палатку пронизало солнце. Выскакиваем: небо голубое, горы тоже голубые, ковыли мечутся на ветру серебристыми метелками, повсюду качаются саблевидные листья ирисов. Это предвестники сибирских степей.

Воздух свеж и прохладен. На крошечном туристском примусе варим какао. Примус с причудами — иной раз зарычит, зашипит, вспыхнет столбом огня, вот-вот взорвется. Все же пускаем его в ход, в сторонке от палатки. Топлива-то вокруг нет.

Позавтракав, укладываемся, расспрашиваем у чабана дорогу. Вся его семья сидит на кошмах у самовара: жена и шестеро детей — от карапуза до взрослой дочери, миловидной девушки с темными монгольскими глазами. Девушку зовут Бахит, она приехала на каникулы из Целинограда — учится в педагогическом училище, но мечтает стать переводчицей. Вчера она казалась хмурой и недружелюбной — вероятно, двое наших разведчиков смахивали на подозрительных бродяг. Сегодня побрились, умылись, почистились — совсем другой разговор. Ее сестренка Сарират учится в интернате в Благодатном, тоже хорошо говорит по-русски.

Сам чабан — Беким Хусаинов — прекрасно знает Ерементау, всю жизнь пасет отары на отгонах. Не советует ехать через горы — на пути попадется речка Оленты, дно ее усыпано глыбами.

— Грузовая машина кое-как проходит, а «Москвич» сидит низко — сорвете картер, да и кардан поломаете.

Чабан хорошо разбирается в технике и, видимо, отлично знает дороги. Он советует лучше возвратиться к железнодорожному разъезду, переехать там полотно и через Сарыдар выехать на стойбище Токм, что на реке Оленты.

— В русле там камней нету, переправитесь через ту реку, а там и Павлодар, — заключает он.

Послушались старого чабана, хотелось нам пробраться через горы, но делать нечего — нельзя рисковать. Возвращаемся к нашему лагерю по осоковому болоту, земля под ногами ходуном ходит. Заросшее озеро, что ли, внизу?

Вчерашним путем через Кызылтас перебираемся, мимо каменной лягушки. Дорога сухая, каменистая. Слева сопки с новыми кекурами, справа — зеленая низина; на севере сопки раздвигаются в широкий проход. Вдалеке открывается железная дорога, она пересекает озерную низменность у подножия Ерементау. Там ползет пассажирский поезд, кажется, что плывет по воде. Вся низменность вдали залита ливневыми водами.

А вот уже и рельсы, разъезд у подножия гор. Здесь собралось несколько машин. Шоферы на солнышке сидят, ругаются — обходчик через путь не пускает. Нет тут переезда, утвержденного министерством. А степная дорога вопреки инструкции давно стала ходовой. Дорожный мастер чувствует себя хозяином пути. Хочет — пустит через рельсы, хочет — нет. В трех километрах отсюда застряла в грязи путейская машина, и он предъявляет ультиматум шоферам — вытащите машину, тогда и путь через полотно открою.

Возмущаются молодые шоферы, ругают обходчика, заодно и управление дороги: «за бумажками не видят жизни», «сидит паук на перекрестке в фуражке с молоточками, без взятки не пропустит». Федорыч вмешивается:

— Давно бы съездили, ребята, ведь товарищ сидит в беде, плюньте на обиду, езжайте, выручите…

— Тоже нам Христос выискался. Да он тут, собака, переездом торгует государственным…

На грузовике подкатил кавказец, заросший иссиня-черной щетиной, узнал в чем дело, блеснул ослепительной улыбкой.

— Ха! Сэйчас достанэм.

Развернул машину и скрылся за поворотом. Раскладываем прямо на земле карту, уточняем дорогу на Павлодар. Ребята качают головами: еще ни одна машина после ливня с той стороны не прорывалась, наверное, вода в реках поднялась высоко. Где же на «Москвиче» пробиться?

Советуются между собой, спорят.

— Один только путь вам — на Сарыдар. Может, и выйдет что. Главное, через Оленты перебраться, осилите — в Павлодар попадете.

— Едем с нами, — вдруг говорит высокий казах в шляпе и коричневой вельветовой куртке, — перетащим вас через Кызылтас — сами там не проедете.

— Опять Кызылтас? В третий раз?

Оказывается, Кызылтас пересекает железную дорогу, и нам придется снова переправляться через эту речку. Казах в вельветовой куртке не один, его окружают семеро казахских парней, все как на подбор, молодец к молодцу, статные, плечистые, как семь Симеонов из русской сказки. Это бригада из колхоза имени Калинина.

Из-за горы вылетели две машины. Кавказец вытащил путейца. Все оживились, закипела работа, шпалы между рельсами кладем, машина за машиной перебираются на ту сторону полотна. Едем за колхозным ЗИСом, не отстаем, хоть дорога скользкая, как мыло. Позади — хвост машин, спокойно так ехать. Кызылтас ниже железной дороги разлился в бурный поток, вровень с берегами несет взбаламученные воды.

Подцепились к ЗИЛу, забрались в просторный