Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прощаемся на развилке дорог. Все машины опять уходят налево, а нам прямо ехать — на Сарыдар, никуда не сворачивать. Выстроились семь Семеонов, улыбаются, в гости в колхоз приглашают; жмем семь крепких рук — чудесные ребята! Так и сняли мы их вместе, с такими горы можно свернуть на целине!
Одни остались на дороге. Пошла степь с пологими травянистыми увалами. Вдоль дороги кукуруза, зеленая, с пузатыми початками. Остановились, бродим в кукурузных зарослях, пробуем мягкие сладкие початки. Хорошо растет в этом году королева полей.
Дорога грязная, в трудных местах вытаскиваем сковородку, поднимаем над раскисшей дорогой колеса, устилаем колею таволгой, выкарабкиваемся, и дальше. Так проскакиваем непроходимую топь. Вездеход тут в трясине засел, шофера нет — наверно, пошел за помощью…
Но вот увалы стали повыше, дорога суше. Проехали наконец Сарыдар. Спускаемся в широкую долину Оленты. Табун коней пасется в боковой травянистой лощине. Вдали маячит противоположный берег Оленты с юртами и мазанками стойбища. Пропустит ли река? На равнине тут и там вода блестит; чего доброго, и к реке не выберемся, в болотах и солонцах застрянем. Волнуемся — последнюю преграду перепрыгнуть надо…
Отару овец повстречали. Девушка чабан в бордовом бархатном платье, в красивой шапочке, завидев нашу машину, скачет прочь от дороги, уходит за отару. Степь здесь глухая, да и вид у нас странный. Болото преграждает путь — залило дорогу. Остановились, бродим босиком, меряем лужу. Везде твердо, можно, не опасаясь, ехать. Два всадника скачут во весь опор от речки. Один с длинным шестом, на конце ременная петля.
— Аман! — здороваются табунщики, — куда едете? Там река.
Молодые казахи сидят в седле словно пришитые, будто срослись с конями. Внимательно и чуть настороженно осматривают машину, босоногую команду.
— Табун коней не видели?
— Видели. Между увалами, в лощине пасется.
— Вот хорошо… ночью ушел, комары заели; на ветер ускакали кони…
Табунщик с гиком мчится по нашему следу, к дальним увалам. Оставшийся паренек, коренастый, крепкий, быстроглазый, критически осматривает «Москвича». Спрашиваем его:
— Через Оленты переправимся на Павлодар?
— Глубоко стало, — качает головой табунщик, — опасное для вашей машины течение. Лучше к железной дороге поезжайте, там плотина бетонная есть…
Зовут табунщика Женя. Он выводит нас на дорогу — гарцует на резвом коньке впереди машины. Ведет напрямик по болотистой низине. Машина по его следу проходит — парень знает тут каждую кочку.
— Вот дорога на станцию…
Простились с пареньком. Мчимся по узкой полевой стежке быстрее ветра. Она ведет на станцию Уленты. Через десять минут мы уже у плотины.
Вода перекатывается во всю ее ширь через бетонный парапет. Переполнилось водохранилище. Бетон скользкий, воды на плотине хоть и по колено, но под стремительным ее натиском трудно устоять. Смоет машину в водопад. К станции тоже не проехать — со всех сторон окружена водой, залило всю низину, улицы, как в Венеции, хоть на гондолах плыви. Поворачиваем обратно вдоль Оленты. Полноводная река несется, размывает берега. В такой поток и с трактором не сунешься. Останавливаемся против стойбища. На том берегу у юрт и мазанок ребятишки играют, хлопочут женщины. Кричим хором:
— Же-еня-я! Же-еня-я!
Ребятишки в стойбище забегали, на машину показывают, потом гурьбой к мазанке понеслись. Знакомый табунщик Машет. Взлетает в седло, скачет к реке, показывает вниз по течению — там она разливается на перекате. Переправляется к нам вброд на коне. Глубина выше брюха лошадиного, течение быстрое, как у горной реки. Перебираются к нам и ребятишки, кто вплавь, кто по шею в воде, взявшись за руки. Окружают машину.
Исследуем брод. Дно в общем твердое. Главная опасность — стремительное течение. Разгружаем машину, переправляем весь скарб на тот берег с помощью добровольных носильщиков. По правому борту к буферам привязываем репшнуры, подцепляемся веревкой к луке седла — как на аркане. Если будет сносить, поможем стропами.
Никогда не забыть этой переправы. Федорыч, как всегда, задраился, в машине.
— Пошел!
Женя пронзительно гикает, пришпоривает коня, аркан натягивается как струна. Федорыч дает газ — и все сломя головы несутся в воду. Наваливаемся, как бурлаки, на репшнуры, прыгаем по грудь в воде, едва поспеваем за машиной, малыши падают, барахтаются в потоке, плывут, догоняют. «Москвич» разрезает фарами быстрину, поднимает пенящиеся волны. С гиком, с посвистом проносимся через глубокое место, через весь перекат. «Москвич» победно трубит, карабкается на противоположный берег. Преграда взята — мы благополучно форсировали Оленту!
Глаза у ребят сияют. Они помогли путешественникам. Ребят тут много — больших и маленьких. Несколько мальчиков приехали из Алма-Аты провести каникулы на далеком степном коше. Дарим табунщику заряженные дробью патроны, мешочек дроби, порох. Он в восторге — охота началась, у Жени есть ружье, но мало боеприпасов, теперь поохотится вволю.
Палатку разбиваем рядом с кошем, над обрывистым берегом. Расстилаем кошмы. Казашата забираются в наше походное жилище, усаживаются на корточках. Тоненькая, как тростинка, девочка с большущими черными очами — Алма — помогает хозяйничать: приносит кизов, воды из колодца. Разжигаем огонь под таганком, варим рисовую кашу в самой большой кастрюле, чтобы всем гостям хватило; кипятим чай. Приятно сидеть в вечерней тишине у огонька. Радостно, что одолели все преграды, открыли путь на Павлодар.
Подходят гости — молодые казахи с женами. Усаживаем всех в круг. Хлеба у нас нет, лишь печенье осталось. Алма заметила и помчалась домой, принесла баурсаков — казахских пышечек, жареных в масле, и молока. Запиваем кашу чаем с молоком.
Кош, куда мы попали, — отгон колхоза имени Калинина. Здесь летом пасется скот. На травянистых террасах Оленты с великолепными водопоями скот быстро жиреет. Чабанами работают и старые и молодые казахи. Знакомый нам табунщик Женя, например, окончил десятилетку, и теперь отлично справляется с табунами. Алма притащила еще бидон крепкого кумыса.
Здесь своя степная жизнь. Где-то во тьме лают собаки, ржут кони. Гикают табунщики. Через речку с шумом переходят стада, их сгоняют на ночь к кошу.