лабиринт топких лощин. Они изрезали весь склон — куда ни кинься, ловушка! Выберемся из одной, попадаем в другую. Время за полдень переваливает, а мы ползем не быстрее черепахи. Замучились с домкратом, с поисками камней. Протолкнем машину до следующей ложбины, завязнем, упадем в траву, не хочется подниматься…

Одинокая фигура идет к нам по степи. Человек шагает с трудом по топкой солончаковой низине. Пригляделись — женщина. Пошли навстречу. Вот она совсем близко. Молодое нежное лицо, серые глаза, русые волосы, выбивающиеся из-под платка. Глаза грустные, смотрят внимательно, испытующе. Лицо доброе. Поздоровались.

— Вижу — мучаетесь… Вот и пришла. Ехать надо вверх, самым хребтом.

— Но там камни.

— А кроме нигде не проедете. Осторожней езжайте. Мы всегда с отцом по весне в полую воду там ездили. Поднимитесь на вершину — проберетесь; другого пути нет. Мокрая степь кругом, потонете.

В ее речи слышен едва уловимый украинский акцент. Два километра прошла она с сенокоса по топкой степи — показать проезжим дорогу, помочь в беде незнакомым людям. Хорошая душа у человека. Разговорились. Во время войны приехала она сюда с родителями с Волги. Скучала по великой реке, потом привыкла. Везде можно хорошо жить. Добрые люди кругом есть, на каком бы языке ни говорили.

— Вам только бы на уступ выбраться, а дальше до самого Павлодара дорога проезжая, — закончила она.

Благодарим проводницу, желаем добра и счастья в жизни. А у нее в глазах слезы. Повернулась и пошла быстро, не оборачиваясь. Стоим, смотрим ей вслед. Кто эта женщина? Какое горе у нее на душе? Вот так пройдет мимо хороший человек, и до боли жалко, что никогда не встретишься с ним…

Снимаем багажник, вытаскиваем тяжелые вещи. Легче стала машина. Выбрались из лощины, повернули прямо в гору. Быстрее дело пошло. Только кое-где хватаемся за сковородку. Чем выше поднимаемся, тем суше степь. Наконец въезжаем на каменистый гребень. Переносим вещи, тащим багажник с грузом, запеленутым в палатку. Странная процессия в степи.

— Кажется, выкарабкались!

Осторожно едем по гребню, виляем между здоровенными каменюгами. Уступ совсем рядом, осталось через неглубокую балку проскочить. Спускаемся на дорогу. Она вся в лужах. У подножия уступа солончаковая топь и узкий ручей. Вышли из машины. Опять на разведку идти? Федорыч разъярился, кричит:

— Пустите! Отойдите! Я ей покажу-у! — кому грозит, неизвестно. Разогнался полным ходом. Ленты липкой грязи полетели в стороны, подпрыгнул «Москвич» на кочке, вильнул задом и… проскочил топь, пролетел через ручей, разбрызгивая мутную воду. Взревел и пополз на уступ.

— Давай, давай жми!

А мы босиком напрямик, через топь, через холодный ручей по скользкому склону. Взбегаем на пригорок. Вот и наша машина — вся в грязи, вода с кузова ручьями сбегает.

— Ур-ра-а! Победа!

Одолели трехсоткилометровую полосу бездорожья. Путь на Павлодар открыт. Позади остается солончаковая низина. Далеко-далеко на зеленом лугу у стога сена маленькая фигурка машет чем-то белым.

— Она!

Стаскиваем рубашки, крутим над головой. Последнее прости нашей проводнице.

— Эх, братцы, — восклицает Федорыч, — если б не сковородка, сидеть бы нам в степи до белых мух…

ПОСЛЕДНИЙ ПРЫЖОК

СЫН ИРТЫША

В награду за трудные скитания мы получили, наконец, хорошую дорогу. Она уходит на восток по увалам мелкосопочника, к Павлодару. На влажной поверхности нет следов автомашин. Наш «Москвич» первым прорвался сквозь полосу размытой степи и теперь печатает длинный след первой колеи.

Не верится, что вырвались на простор и что каждый оборот колеса приближает к цели. Федорыч беспокоится: срок командировки у него окончился, он опасается, что ему придется покинуть нас в Павлодаре и вернуться в Саратов. Но мы не намерены отпускать нашего механика. Трудности сплотили маленький экипаж, и никакая формальность не в состоянии разлучить нас. Надвигается осень, кто знает, какие неожиданные препятствия подстерегают нас за Павлодаром, в степях Сибири.

То и дело спускаемся в глубокие, узкие балочки. По дну их текут ручьи, а подъемы крутые и скользкие. Но машина свободно преодолевает эти преграды и выкарабкивается отовсюду, как маленький вездеход. По карте уже давно должна быть железная дорога на Павлодар, а ее все нет и нет.

У пшеничного поля стоит бензовоз — первая встречная машина! Около бензовоза на траве, вокруг расстеленного плаща сидят парни в майках и ковбойках — ужинают. Обрадовались мы людям, кричим:

— Товарищи, где дорога на Павлодар?

— Не туда заехали, сейчас проводим вас!

Парень в красной майке садится за руль бензовоза, выезжает на дорогу. Это геологи из соседней полевой партии. Мы попали в Павлодарско-Экибастузский горнопромышленный район. По своим возможностям он не уступает Большому Тургаю. Совсем близко отсюда знаменитые угольные карьеры Экибастуза, рудники Бозшакуля и Майкаина.

Шофер не верит, что мы прорвались сквозь полосу урагана на «Москвиче» с одной ведущей осью.

— Еще ни одна машина не вылезала оттуда. А ну, поехали…

Бензовоз рванулся в степь. Почва целины еще не просохла, едва держит колеса. Но Федорыч не ударил в грязь лицом.

Скоро вдали появились телеграфные столбы; обе машины выкатились на прямую дорогу, идущую вдоль железнодорожного полотна.

Бензовоз затормозил, круто развернулся. Из кабины высунулось улыбающееся лицо шофера.

— Ну, прощевайте… вот ваша дорога…

Парень в красной майке махнул рукой на восток, дал газ и скрылся в степи. Машина исчезла так быстро, что встреча с людьми показалась сном…

Скоро стало темнеть, всем хотелось поскорее разбить палатку. Остановились у будки крошечного разъезда близ Экибастуза. С наслаждением напились горячего чая. Консервы осточертели, никто не притронулся к маринованной рыбе. А свежей нет — дорожные приключения отняли время, и мы давно не рыбачили.

Стемнело, небо вызвездило, уже при свете лампы прокладываем маршрут следующего дня на карте похода; позади осталось пять тысяч километров.