Италии во Францию[119]. И в середине июня они будут готовы начать решающее наступление на Верден.

Вполне вероятно, что союзники отобьются, используя общее превосходство в силах. Но даже в этом случае положение Центральных держав будет значительно лучше, чем в Текущей Реальности — хотя бы только за счет резкого ослабления Италии. А если Верден все-таки падет, в войне наступит стратегический кризис, второй после Марны-Галиции.

Поэтому Конрад фон Гетцендорф и Светозар Бороевич настаивают на наступлении в Трентино, и Э. Фанкельгайн вынужден назвать их аргументы «убедительными».

Почему же начальник генерального штаба Германской Империи отказался от наступления в Трентино, выбрав вместо этого сражение на истощение в районе Вердена, где риски были значительно выше, а перспективы успеха отсутствовали?

Возможно, ответ лежит в плоскости политики. Вообще говоря, германское военное командование политическими факторами войны не интересовалось, но Э. Фанкельгайн представлял здесь исключение. Громкая победа в Трентино была крайне выгодна с точки зрения коалиционных интересов, но это была бы, прежде всего, австрийская победа, поскольку из 44 дивизий, действующих против Италии, 32 были бы австрийские. Это заметно подняло бы престиж двуединой монархии и ее роль как при руководстве войной, так и при заключении мира. Австро-Венгрия долгое время возглавляла германский мир, само объединение Германии под скипетром Гогенцоллернов было осуществлено О. Бисмарком через войну Пруссии с Австрией. Германия вступила в войну, чтобы не допустить разгрома державы Франца-Иосифа, но резкое усиление Австро-Венгрии никоим образом не входило в расчеты Берлина. Очень похоже, что Э. Фанкельгайн принял подобные соображения близко к сердцу и, выбирая стратегию на 1916 год, исходил не из военных интересов Центрального Союза, а из политических интересов своей страны.

Как и любой германский офицер, эти интересы он понимал достаточно примитивно.

Разговоры вместо стратегии: план союзников на 1916 год

Одной из причин кризиса аналитичности, а вместе с ним образования позиционного фронта в Первой мировой войне была одинаковость мышления сторон. Почти одновременно с Э. Фанкельгайном Ж. Жоффр также пришел к выводам о невозможности прорвать позиционный фронт, отсутствии других адекватных возможностей для наступления, желательности «размена» (обосновывающегося все возрастающим численным превосходством Антанты) и, следовательно, необходимости битвы на истощение. Само собой разумеется, вести эту битву Ж. Жоффр собирался на северном участке фронта и в основном силами английской армии, потому что «Франция уже понесла тяжелые потери, и ей не хватает людских ресурсов».

Тяжелейшие поражения, которые союзники потерпели в 1915 году, принесли, по крайней мере, ту пользу, что военные руководители стран Антанты осознали необходимость договариваться друг с другом и координировать свои действия. Впрочем, речь шла отнюдь, не о выработке единого плана ведения коалиционной войны, а, скорее, об обмене мнениями и предъявлении деклараций о намерениях.

Даже это стало большим шагом вперед.

Первая межсоюзническая конференция состоялась в июле 1915 года. Она приняла разумное, хотя и совершенно очевидное решение «оказать помощь той из союзных армий, которая подвергнется нападению Центральных держав». Какими силами, в какие сроки, каким образом это будет сделано, не обсуждалось. В результате ответом Антанты на весенне-летний разгром русской армии стало наступление в Артуа и Шампани, начатое в конце сентября. Это наступление не изменило ситуацию на Восточном фронте, где, так или иначе, уже началась стабилизация из-за перенапряжения германских коммуникаций, и не воспрепятствовало переброске армии А. Макензена на Балканы с последующим разгромом Сербии. Сербии союзники даже как-то попытались помочь, но делали это столь медленно и неуверенно, что их войска не успели даже к эвакуации остатков сербской армии.

Стало понятно, что больше вести войну такими методами нельзя, и 6–9 декабря 1915 года в Шантильи состоялась вторая межсоюзническая конференция. Ж. Жоффр начал готовить ее сразу же после провала осеннего наступления в Шампани, то есть в середине октября. Его концепция сводилась к следующему:

― Стратегия истощения вместо стратегии сокрушения.

― Использование для реализации этой стратегии армий, обладающих неисчерпаемыми людскими ресурсами (Россия) или избыточными (Великобритания, Италия).

― Сохранение в целости французской армии, как резерва, предназначенного для общего наступления, которое когда-то обязательно начнется.

Не знаю, насколько Ж. Жоффру было неловко передавать эти предложения союзникам.

Великобритания, как это ни странно, своих идей на тот момент не имела, что можно связать с катастрофическими итогами Дарданелльской операции и неудачей последовательных наступлений в Артуа. Кроме того, поражение в зоне Проливов немедленно «аукнулось» новой угрозой Египту и резким осложнением оперативной обстановки в Месопотамии, где британская армия Ч. Таунсенда была окружена в Эль-Куте[120].

Зато Россия предложила союзникам грандиозный стратегический план: совместный удар по Болгарии и Австро-Венгрии силами русского Юго-Западного фронта, Салоникского фронта союзников и итальянского Изонцского фронта. Войска пяти стран должны были наступать по сходящимся направлениям — на Будапешт. Одновременно предполагалось нанести концентрический удар на Мосул силами Кавказского и Месопотамского фронтов.

Большинство советских и российских источников называют этот план «весьма разумным», но в действительности, когда союзники отказались даже его рассматривать, они были совершенно правы.

Кратчайшее расстояние от линии русского Юго-Западного фронта до Будапешта составляло 750 километров; от Горицы до Будапешта, правда, было чуть ближе — 550 километров, зато большая часть пути проходила по горам; от Салоник до Будапешта — 820 километров, тоже в основном по горам. О каком взаимодействии здесь может идти речь?

Далее русские и сербские войска понесли тяжелое поражение, и рассчитывать на их полную боеспособность было нельзя. Россия, кстати, еще не до конца преодолела кризис военного снаряжения. Что касается Италии, то ее «успехи» в кампании 1915 года едва ли позволяли предположить, что она будет способна одним броском преодолеть Альпы. Британские силы в Месопотамии были окружены, и на повестке дня у британского командования в регионе была деблокада Эль-Кута, а отнюдь не наступление на Мосул.

Сознавая утопичность этого стратегического плана, Я. Жилинский выдвинул в Шантильи умеренное предложение: во-первых, начинать наступление союзных армий одновременно; во-вторых, все-таки оказывать немедленную помощь той союзной армии, которая подвергнется нападению, атакуя, пусть даже и не вполне