моим похищением и фрагменты, где участники подозревают Катю в мести за отца. Она позаботилась об алиби для Кати и даже продумала ее «чудесное спасение». Агата заказала бригаду строителей, перекрыла воду и вентиляцию в подвале, вернулась в шахту, доползла до кладовки и исчезла. Она ушла, чтобы уступить место Кате и дождаться, когда строители ее найдут.

Профессор выключил запись.

XII

17 дней 11 часов с начала эксперимента

В клинике Мещерского царил хаос, но поиски не дали результатов.

Дима вместе с Лопатиной и еще парой сотрудников в который раз перебирали книги в кабинете Мещерского на втором этаже. Заварзин не терял надежды найти тайник.

Встретившись случайным взглядом с Алисой, смутился и отвернулся к окну. Его внимание привлек пруд у кромки леса.

Дима схватил фонарь и выбежал из комнаты. Лопатина бросилась за ним.

Заварзин прибежал к пруду и вошел в воду. Перспектива поймать воспаление легких его совершенно не заботила. Дима погружал фонарь в темный пруд, но толку от него было мало. Он шарил руками по мутному дну, заходил глубже.

Лопатина с тревогой ждала, когда Дима закончит. Появился Брындин.

– Заварзин, ну все, хорош!

Дима будто не слышал, его зубы стучали от холода, он все еще надеялся найти телефон.

– Надо уметь проигрывать. Вылезай! Не май месяц…

Дима с досадой ударил по воде и погреб к берегу.

– Вот так, давай.

Сергей помог ему выбраться и снять промокшую куртку.

– Парни уже собираются, все, поехали.

Лопатина накинула на Диму свою куртку и помогла застегнуться, его руки не слушались.

– Телефон должен быть где-то здесь, – бормотал Заварзин.

Сергей согласился и повел его к машине.

– Ну все, все, не переживай, завтра водолазов вызовем. Давай, шагай.

XIII

17 дней 11 часов 20 минут с начала эксперимента

– Я скажу вам последнее, – тихо произнес Мещерский. – Субличность Кати злилась не на людей в подвале, не на меня – на саму себя. Катя так и не смогла простить себе убийство брата. И то, что она сделала, было способом справиться со своей виной.

Профессор помолчал.

– Понимаю, это мало что меняет, погибли люди… Но, пожалуйста, услышьте. Это сделала Агата, и я это допустил. А Катя… – Профессор посмотрел Томе в глаза, – Катя не сделала никому ничего плохого за всю жизнь.

– Расскажите это в суде, помогите психиатрам помочь ей, – предложила Тома.

Мещерский покачал головой:

– Вы не понимаете. Если Катя узнает, что натворила Агата, помочь ей будет уже нельзя! Агата победит.

Профессор поправил манжеты рубашки.

– Кровь людей из подвала на моих руках. К сожалению, им помочь я уже не в силах. Но помочь Кате я все еще могу. По крайней мере, могу попытаться.

Внутренне Тома согласилась с доводами Профессора, он это понял. Но она продолжила играть свою роль и изобразила сомнение:

– Как именно вы можете ей помочь?

Профессор на секунду задумался.

– В теории, ей поможет только одно. Изоляция и полное отсутствие тревоги. Вы сами видели, на что способна Агата. Единственный способ ее победить – помочь Кате принять правду. Но делать это нужно в безопасной среде.

Антон словно находился в прострации, тупая безысходность овладевала им. Как ни крути, выходило, что и Мещерский, и Кирсанова смогут выйти сухими из воды. Тогда кто ответит за гибель людей? Мир Антона разрушился безвозвратно. Он вдруг ощутил, что этот разговор забрал у него все жизненные соки, и ему захотелось уснуть навсегда.

Антон подошел к Профессору:

– Я презираю вас. Жалею, что Тома нашла вас в бочке. Там вам самое место. Надеюсь больше никогда вас не увидеть. Тома, уходим.

Тома сосредоточенно разглядывала свои ногти.

Что ж, этого следовало ожидать.

– Можешь и дальше слушать эту ахинею, а с меня хватит. Иначе я ему врежу.

Антон ушел, хлопнув дверью. Профессор проводил его печальным взглядом:

– Ему нужно время, он отойдет.

Профессор достал из кожаного чемоданчика толстую папку и передал Томе.

– Здесь всё. Анамнез Кати и материалы эксперимента. Я убрал любые упоминания об Антоне. Делай что должна, я мешать не буду.

XIV

17 дней 12 часов с начала эксперимента

Когда Заварзин и Брындин вернулись в оперативный штаб, кроме уставшего Скворцова, никого застали.

– Где все?

– Домой поехали. Вернуть?

Скворцов привстал, Сергей усадил его на место:

– Да сиди ты, не дергайся. А это что? – Сергей заглянул в монитор Скворцова.

– Допрос Мещерского расшифровываю, вы же просили.

Брындин посмотрел в его красные от недосыпа глаза:

– Ну вот что, Андрюха. Езжай домой.

– Я почти закончил.

– Езжай, говорю. Завтра закончишь.

Дима переоделся в сухое и вытер голову полотенцем.

Брындин сделал глоток горячего чая, внутри сразу стало тепло. Он покосился на напарника.

– Заварзин, чего нос повесил? Завтра спецы дно прочешут, найдут телефон. А это уже основание для ареста. Ты молодец, серьезно тебе говорю.

– Ты чего это подобрел так к вечеру?

– Не знаю. Устал.

Дверь в кабинет открылась, и на пороге появился статный мужчина лет пятидесяти в черном пальто.

– Извините, если помешал. Я бы хотел переговорить со своим… с молодым человеком.

Брындин широко улыбнулся:

– Здравия желаю, товарищ генерал! Наслышан о вас, очень приятно.

Сергей пожал руку гостю. Повисла неловкая пауза.

– Знаете, ваш сын, что называется, успехи делает.

– Действительно? Очень приятно, – вежливо ответил Владимир, глядя на Диму.

Заварзин спокойно застегнул рубашку. Владимир сдержанно улыбнулся Брындину и вышел.

– Приятный мужик. Для генерала, – поделился впечатлением Сергей.

Дима ничего не ответил, тяжело вздохнул и направился за отцом.

У Следственного комитета генерала ждал дорогой автомобиль с водителем.

Дима закурил.

– Ну даешь, Дима, – отец не скрывал злости.

– Я работаю. Я тебе это много раз говорил.

Владимир хорошо знал своего сына, почувствовал в нем серьезную перемену и решил придержать претензии.

– Ладно, проехали… Я все порешал. Полковник заявление о побоях отозвал, простил тебя. Можешь возвращаться домой, трибунала не будет, – Владимир протянул сыну бумагу. – Твое назначение. Переведут в другой гарнизон, я договорился.

Дима посмотрел на отца:

– Домой не вернусь. Мне жаль, что ты проделал такой путь, но я тебя об этом не просил.

Владимир подошел к сыну вплотную.

– Ты хоть понимаешь, на какие унижения мне пришлось пойти ради тебя? – произнес он с угрозой, но, кажется, это не подействовало.

– Ты не ради меня старался – ради себя. Потому что сын генерала в тюрьме сидеть не может.

– А ты как думал? Это моя репутация, – прошипел Владимир.

– Я благодарен тебе за все. Но мне больше не нужна твоя поддержка. В армию никогда не хотел и служить не буду.

Владимир молча смотрел на сына.

– А полковника ударил, потому что он распоясавшийся мудак, которому слова против никто сказать может.

– И чего же ты хочешь?

– Не знаю, пап. Но знаю, что хочу решить это сам, без тебя.

– Кому ты без меня нужен! Последний раз предлагаю, поехали.

Дима молчал. Не привыкший получать отказы генерал взял себя в руки.

– Что ж, будем надеяться, что без моей протекции ты не закончишь карьеру надзирателем колонии. Время все расставит…

Владимир не договорил и, оттолкнув сына, направился к машине.

Дима проводил отца взглядом. Кажется, он только что отвоевал собственную жизнь. Он не заметил, как остановилось такси из машины вышла Тома с пухлой папкой в