– Правильно. И даже не смей думать об этом. – Поняв, что я и не собиралась ему дерзить, он смягчился. – Я хочу, чтобы ты умела готовить центральнотаиландские блюда, потому что ты больше не лао. Ты – моя жена и живешь со мной в центральном Таиланде. – А потом его гнев вспыхнул вновь, и он опять закричал: – Ты понимаешь?

Моя бдительность, во-первых, была притуплена беспечностью, которая пришла ко мне с титулом «достопочтенной жены», а во-вторых, тем, как он выкрикивал слова «исанский» и «лао». И когда он заорал: «Ты понимаешь?» – моей инстинктивной реакцией оказался страх. Уже один раз в разговоре с ним я допустила промах и теперь, находясь в состоянии замешательства и смущения, я вырыла себе еще более глубокую яму. Загнала себя в опасную ловушку. Почему это случилось именно в тот момент, я не знаю, но я случайно дала слабину и вставила в свой обычный ответ исамское словцо «кхой» – то есть «я»:

– Да, кхой понимаю.

И тотчас за раскатом грома полыхнула молния. Он ударил меня по лицу так сильно, что я упала на пол, приземлившись на спину.

– Ну, все! С меня довольно! – заревел он. – Никогда не произноси «кхой» в моем доме. Говори «я» и только «я». Ты поняла?

– Да, – произнесла я, давясь слезами. – Да, я поняла.

– Мать. Отец. Супруг. Супруга. Учись! В доме есть телевизор, научись его смотреть. Отныне никаких лаосских слов. Ты обязана говорить на языке цивилизованных, благородных людей. Ты поняла?

– Да, я поняла.

– Вот твое наказание, – сказал он с глубоким вздохом. Его интонации смягчились, когда он перешел от тирады к лекции. – Когда ты сделаешь что-то не так, ты будешь наказана. Наказание есть последствие проступка. Это причинно-следственная связь. То, что ты не смогла вести себя подобающим образом, то, что ты оспорила авторитет домовладельца и нарушила правила и предписания этого дома, хотя в этом доме тебе дали крышу над головой, – недопустимо! Это твой проступок, и тебя следует наказать за него, и именно это я и сделал. Запомни это. Такого рода инцидента не произошло бы, если бы ты не вступила со мной в спор.

– Да, это моя вина.

– Очень хорошо. Ты признала, что поступила неправильно, – он улыбнулся, удовлетворенный.

После этого случая он приглашал меня посидеть рядом с ним всякий раз, когда ужинал. Он учил меня говорить надлежащим образом и называть вещи подобающими им наименованиями. Гнев, выказанный им в тот день, бесследно испарился. Он объяснил, почему его словарь должен быть богаче моего. Возьмем, к примеру, то, как он меня называл. Он мог называть меня по имени – Дао, а также целым букетов других слов в зависимости от ситуации. (На следующий год он называл меня сукой, но это было обусловлено моим поведением.) Но я была не вправе использовать подобные слова. Говоря о себе, я могла использовать только слово «я», а говоря о нем – словосочетание «дорогой супруг». Мы не «кушали», а «ели», мы смотрели «телевизор», а не «телик». Мне нужно было помнить, что в беседах с ним мне разрешалось использовать только подобающий язык. Это было одним из условий выстраивания совместной жизни мужа и жены.

Первый золотой мальчик

Вскоре после моего наказания он сделал нечто странное. Как-то днем он сказал, что мне не нужно готовить ужин, потому что он везет меня в город. Он попросил меня надеть мое лучшее платье – или то, что я считала своим «лучшим» нарядом, хотя раньше сам он брюзжал по поводу того, что мне нужно иметь выходное платье для таких случаев, – а потом отпер шкатулку, которую прятал в большом комоде. Оттуда он достал золотое ожерелье и предложил надеть. При этом у него самого был весьма щегольской вид: на нем была светло-желтая рубашка с коротким рукавом, синие брюки, на правом запястье золотые часы с черным кожаным ремешком. Его блестящие напомаженные волосы были расчесаны на прямой пробор и открывали широкий лоб. С темным загаром он выглядел поразительно красивым.

Он отвез меня в своем пикапе в центр Сарабури. Я во второй раз в жизни увидела мерцание огней большого города – его шумную суматоху, покупку и продажу всякой всячины. Это зрелище могло показаться очень живописным, но я все время ловила на себе посторонние взгляды: они смотрели на меня сверху вниз, смотрели сквозь меня. Я не знала, как себя вести, меня разглядывали так пристально, что мое поведение, наверное, казалось все более и более неподобающим. К счастью, рядом со мной был г-н Сисак. Он помог мне держать себя в руках, предельно спокойно подсказывая, что делать и каким правилам следовать. На самом деле мой любимый герой вел себя очень естественно, ничем не отличаясь от этих городских людей, словно он был им ровня.

Г-н Сисак привел меня в людный китайский ресторан. По его словам, это было одно из самых знаменитых заведений в тянгвате. Он заказал утку по-пекински, тушеную свиную рульку и запеченные креветки со стеклянной лапшой, среди прочего. Он научил меня пользоваться палочками, но я так плохо с ними справлялась, что ему пришлось попросить официантку принести мне вместо них вилку и ложку. Он показал мне, как нужно есть каждое блюдо, что есть перед чем, и клал мне в тарелку мою порцию, после чего приступал к своей и ел с самым непринужденным видом. Он с громким хлюпаньем всасывал стеклянную лапшу, как ни в чем не бывало положив палочки на стол, чтобы руками очистить креветки от панциря. Я бы выглядела смешно, если бы попыталась повторить за ним его действия, и он это знал, поэтому сам очистил мои креветки и выложил мне на тарелку.

Заметив, что я попробовала только кусочек того и сего, он спросил, не удосужившись выслушать мой ответ, почему я так мало ем. Он все повторял, какая это редкость – иметь возможность есть такую изысканную еду, и что такая еда подается только по особым случаям. То, с каким важным видом он все это произносил, заставило меня осознать – раз он привел меня сюда, в этот ресторан, то это и есть особый случай. И с каждым произнесенным им словом я запихивала себе в рот новые и новые куски. Честно говоря, еда пришлась мне не слишком по вкусу. Все было очень жирным. После каждого проглоченного куска меня подташнивало. И что в этой еде такого уж особенного, думала я. Овощей на столе не было. Еда была пряная, кислая,