Я была счастлива, увидев, что он улыбается. Улыбаясь, он выглядел как герой из радиоспектакля, и когда я заставляла его улыбаться, то сама чувствовала себя героиней.

Он вызывал у меня чувство благоговения. Он обладал властью заставить меня забыть все мои прошлые горести. Еще не так давно я тревожилась о своих родителях – тревожилась, что больше никогда их не увижу, – и эти тревоги казались мне такими реальными. Но г-н Сисак вытащил меня из пучины моего отчаяния и заставил сосредоточиться на иных вещах. Эта его чудодейственная власть высушила мои слезы и уняла мои рыдания, а я этого даже не осознавала. Такое было впечатление, будто он распахнул в моем сердце окно и впустил свет в комнату, долго остававшуюся темной. Он познакомил меня с удовольствием восхищения. Он позволил мне целовать его в награду, и эти поцелуи пробудили во мне щекочущее ощущение, какого я никогда до той поры не чувствовала.

– Отныне ты не должна плакать. Никто не умер и ничего не утрачено. Ты поняла?

– Да.

– У тебя начинается новая жизнь, Дао. Ты создаешь со мной семью. Ты выскользнула из родительских объятий – в мои. Тебе не о чем беспокоиться. Все осталось по-прежнему. Все, что ты делала для родителей, ты продолжишь делать. Единственная разница в том, что теперь ты предана мне. Ты понимаешь?

– Да.

– Твои родители тебе это уже говорили, не так ли? Отныне ты должна отдавать мне те любовь, заботу, внимание, искренность и покорность, что раньше ты отдавала им, – сказал он, помолчав. – Это так просто. Единственное, что изменилось в твоей жизни, так это человек, которому ты даришь любовь и восхищение. Все то, что ты отдавала родителям, когда ты была юной, теперь ты будешь отдавать своему мужу. Ты понимаешь?

– Да.

– Выстраивание жизни мужа и жены – вот что такое брак. Ты выросла из ребенка во взрослую женщину. Скоро ты станешь матерью, а я отцом, точно так же как твои родители стали матерью и отцом, дав жизнь тебе и взрастив тебя, чтобы ты в один прекрасный день сама стала матерью, родив новое поколение. Ты понимаешь?

– Да, – сказала я, ничего не поняв из его слов.

– Ничего страшного, если сейчас ты не все поняла, ты ведь не ходила в школу. Но не беспокойся. Я научу тебя всему, и ты все выучишь и запомнишь.

Я ничего не сказала, уставившись на дорогу перед машиной.

– Дао! – позвал он.

Я повернулась и посмотрела на него.

– Очень хорошо, – похвалил он.

Не то чтобы я не поняла того, о чем он говорил. Просто из-за его манеры всегда говорить веско даже самые обычные вещи казались куда более сложными, чем на самом деле. Смысл его слов был мне недоступен, хотя он старался, чтобы я его поняла. Как и подобает гордому и решительному герою, каким он и был, он предпочитал стоять, держа руки за спиной, и вглядываться в далекий горизонт, нежели наклониться и стать вровень со своей героиней. Это ей надо было встать на цыпочки и обхватить его шею руками, умоляя чуть-чуть склониться к ней – чтобы их губы могли бы слиться в поцелуе. Г-н Сисак вел себя так, как вели себя герои с героинями в радиоспектаклях, которыми я увлекалась.

На самом деле г-н Сисак мог не утруждать себя и не учить меня всем этим сложным словам. Ему надо было сказать: «Дао, нам суждено быть вместе – как герою и героине. Все будет точно так же, как это бывает в радиоспектаклях. Тебе нужно просто сыграть так, как это делают героини, а я поступлю, как это делают герои». Вот и все. Я бы смогла все это себе представить. Я бы все поняла и точно бы знала, как себя вести.

И это был еще один из многих удивительных талантов г-на Сисака. Благодаря ему и его витиеватым словам, у меня в памяти всплывали речи героев и героинь спектаклей. И он помог мне найти для себя подходящую роль. Повторюсь, меня переполняло восхищение им. Мой гениальный герой!

Первым уроком, что я получила от него во время той поездки из Исана, был наш первый и последний долгий разговор. Он никогда потом не произносил так много слов. После того дня он общался со мной, делая жесты пальцами и бросая на меня свирепые взгляды. Его взгляд вечно во мне что-то растапливал.

И вот наша поездка наконец завершилась. Я переехала на новое место – в ампхё Кэнг Кхой, тянгват Сарабури. Он сказал, что мы сейчас находимся в центральном Таиланде. Я взглянула на него и кивнула в ответ. Его пикап свернул на грунтовую дорогу и скоро остановился перед рифлеными железными воротами. Г-н Сисак порылся в карманах брюк, передал мне связку ключей и приказал открыть ему ворота. Я вылезла из пикапа и отперла их. Покуда пикап въезжал во двор, я улучила момент, чтобы разглядеть дом. Это была большая деревянная постройка в два этажа. Дом казался темным и мрачным, но, возможно, мое впечатление объяснялось тем, что мы приехали под вечер. Это же могло объяснить и охватившее меня беспокойство. Он вышел из пикапа и приказал мне запереть ворота. И вот тут я пришла в себя: я была поглощена рассматриванием дома и не сразу поняла, что он словно взирал на меня с тем же угрожающим видом, с каким на меня смотрел мой муж. Или это взирал на меня дух его умершей жены? При этой мысли по моей спине пробежала холодная волна.

Идя от ворот к дому, я была охвачена чувством одиночества. Он, должно быть, это заметил, потому что обратился ко мне.

– Это мой дом. А теперь и твой, – сказал он. – Тебе здесь нечего бояться. Ты скоро к нему привыкнешь.

Он знал, что мне все здесь казалось странным и новым, и что он был единственным моим знакомым, моим единственным утешением. Он указал пальцем на выключатель на столбике около лестницы и включил свет. Карнизы дома осветились, сумрак исчез. Он повел меня вверх по лестнице в глубь дома, по пути показывая все выключатели. Это был его способ сообщить мне, что отныне моей обязанностью было включать в доме свет.

Внутри дом был ярко освещен. Тьма улетучилась, и по мере того как он знакомил меня с домом, улетучивались и мои тревоги.

Он прилег на софу посреди комнаты и вздохнул. Стоя у стены, я дернула за щеколду и распахнула одно из окон, чтобы