разрушено. Помещики спасаются бегством. Немедленно пришлите войска». Из Пензы: «В Петровском и Сердобском уездах жгут усадьбы, грабят…, защиты нет, войска мало; убедительно просим увеличить число войсковых частей и казаков в распоряжении пензенского и саратовского губернаторов; умоляем о помощи, иначе — полное опустошение губернии»[1281].

При этом «Русские ведомости» обращали внимание на то, что «Помещики выезжают (из поместий) по предупреждению крестьян, и насилий над ними никаких не допускается. Одновременно с разгромом экономий крестьяне в принципе решают о передаче с весны помещичьей земли миру в уравнительное пользование, о чем составляются во многих местах общественные приговоры»[1282]. Случаи наступательных действий со стороны крестьян, подтверждал М. Покровский, носили единичный характер, ««Вооружённым восстанием» в настоящем смысле этого слова крестьянская революция была только в Латвии и на Кавказе… В России вооруженной была только рабочая революция»[1283].

Революционный терроризм концентрировался так же в основном в городах. «Вот будничный фон того периода. 1 мая 1906 г. убит начальник петербургского порта, вице-адмирал К. Кузьмич. 14 мая не удается покушение на коменданта Севастопольской крепости, ген. Неплюева, убито семь человек, в том числе двое детей. Всего в мае убито 122 человека, в июне — 127. В июле — восстание в Кронштадте. 2 августа боевики Ю. Пилсудского провели в Польше ряд терактов… Убито 33 солдата и полицейских. 14 августа в Варшаве убит ген. — губернатор Н. Вонлярский. 15 августа группа боевиков…, стала разъезжать по Москве и расстреливать стоявших на посту городовых»[1284].

«Было убито так много губернаторов, что назначение на этот пост было равносильно смертному приговору»[1285]. Всего за 1906–1909 гг. от рук террористов погибло 5946 должностных лиц. За тот же период официально к смерти было приговорено не более 5086 человек…[1286].

Представление о «традиционных» методах подавления массовых крестьянских волнений давали события в 1902 г., когда «крестьяне в различных местностях бунтовали и требовали земли. Бывший в то время в Харькове губернатором кн. Оболенский вследствие крестьянских беспорядков произвел всем крестьянам усиленную порку, причем лично ездил по деревням и в своем присутствии драл крестьян»[1287]. Реакция крестьянства на это была такова, что правительство было вынуждено спешно в 1904 г. запретить телесные наказания.

Однако уже на следующий год, при подавлении крестьянского бунта 1905–1907 гг. «началось такое, — писали крестьяне Пензенской губ., — чего и в татарское владычество не было. Засекали на смерть и расстреливали без всякого суда людей и грабили при обысках мужицкое добро. Сотни и тысячи людей выхватывались из деревень и накрепко засаживались в тюрьме. Лучшие люди, стоящие за народ, целыми вагонами, как груз, отправлялись на многие годы в Сибирь»[1288].

Для подавления крестьянских волнений, сообщал видный экономист аграрник П. Маслов, — «сосредоточиваются воинские отряды из пехоты, казаков, драгун в местных крупных центрах, стоящие наготове, чтобы пуститься в «карательную экспедицию» по первому призыву. Крупные помещичьи экономии организуют собственную стражу, выписывая для этого северо-кавказских горцев: ингушей, чеченцев и казаков и получая от казны винтовки»[1289]. «Чтобы дать понятие о характере «усмирения» крестьян, — писал П. Маслов в 1908 г., — приведем одну корреспонденцию из Кузнецкого уезда: «… казаки неистовствуют, истязают всех попадающихся под руку. Мужиков уводят — над бабами насильничают. Требуют денег, при отказе секут… Казаки глумятся над жителями и издеваются»»[1290];

Другой пример «усмирения» Маслов приводил из Херсонской губ.: «Против крестьян были установлены пулеметы… Арестованным крестьянам он (следователь) велел поочереди раздеваться и ложиться под нагайки. Кто этого не делал добровольно, того казаки валили ударами на землю и срывали одежду. Каждого истязуемого били поочередно 8 казаков. Казак ударял 28–30, 32 раза по обнаженному телу нагайкой и уступал свое место другому, тот совершал тоже… и так все восемь. Лишившуюся сознания и окровавленную жертву откатывали пинками ноги в сторону и офицер вызывал следующего… Так избито свыше 20 крестьян… Во время расправы палачи в такт ударам приговаривали: «Вот это вам выборы, Вот это вам свобода слова! Вот вам ваши делегаты. Вот вам ваши депутаты»»![1291]

Однако скоро и этого оказалось недостаточно, и министр внутренних дел П. Дурново приказывал Киевскому генерал-губернатору: «Местная вооруженная сила недостаточна. В виду этого настойчиво предлагаю… приказать немедленно истреблять силою оружия бунтовщиков, а в случае сопротивления — сжигать их жилища. В настоящую минуту необходимо раз и навсегда искоренить самоуправство. Аресты теперь не достигают цели; судить сотни и тысячи людей невозможно. Ныне единственно необходимо, чтобы войска прониклись вышеизложенными указаниями»[1292].

В приказе курскому губернатору, в 1906 г. Дурново указывал: «Чтобы покончить с беспорядками, примите самые суровые меры; деревню бунтовщиков полезно стереть с лица земли, а их самих истреблять без снисхождения силою оружия»[1293]. В полном соответствии с этими настроениями тамбовской губ. исправник Ламонский приказывал становым приставам: «Убеждения оставьте, действуйте огнем. Чем больше у вас будет убитых, тем больше у вас заслуг перед начальством». В свою очередь вице-губернатор говорил этому исправнику: «меньше арестовывайте, больше стреляйте»[1294].

Политический обозреватель 1908 г., указывая на особенности подавления крестьянского бунта, замечал: «Что касается внутренних революционных и оппозиционных движений в пределах культурных государств, то ни одно из европейских правительств не применяло к ним системы карательных экспедиций за последнее столетие… При подавлении народных мятежей иногда употреблялись жестокие меры; бывали даже массовые казни лиц захваченных с оружием в руках, как например, во время восстания парижской коммуны в 1871 г.; но никогда не предпринимались военные походы против населения отдельных местностей или против целых категорий обывателей после того, как вооруженная борьба прекращалась. Совершенно исключительное нововведение представляли в этом отношении карательные экспедиции 1905–1907 гг.»[1295]

«Для большей части Европы применение более или менее бесконтрольного насилия географически очерчивалось колониальными территориями… В России же, — подтверждают американские исследователи, — границы между «колонией» и «метрополией» были менее четкими»[1296].

«Карательные экспедиции армейских частей прокатились по всей империи, — подтверждает Т. Шанин, — сопровождаясь многочисленными казнями по подозрению, часто без суда и следствия. Каратели обстреливали из пушек и сжигали восставшие деревни, арестовывали и казнили бастующих железнодорожников, пороли целые общины, а потом накладывали на них штрафы»[1297]. Шанин приводит пример ареста 837 крестьян, после которого на деревни был наложен коллективный штраф в 800 тыс. руб., «для покрытия государственной помощи, которая выплачивалась тем землевладельцам, чьей собственности был нанесен ущерб»[1298].

«Л. Толстой в 1907 г., высказал яснее всех то, что, — по словам Шанина, в те времена было в сердцах многих, и без чего история революции осталась бы необъясненной»: «Не могу молчать… Сегодня в Херсоне на Стрельбицком поле казнены через повешение