испанского) посла и сохранена для моих преемников, но что этот праздник не подходит к моему сану епископа и в особенности потому, что следует иметь даму, что не разрешается латинским епископам. Его цесарское величество возразил шутя, что царь, для которого устраивается этот праздник, мог бы разрешить (dispensar), потому что он греческого исповедания, но серьезно прибавил, что дело зависит от моей религиозной осмотрительности. Но уверяю вас, монсеньор, что я в этом случае благодарен моему епископскому сану, потому что, если бы я был светским, мне праздник обошелся бы в 4000 флоринов, так как только подарок даме стоит 3000, и хотя король (т. е. испанский) оплачивает его, все же бургомистр остается кредитором в этих празднествах»[486].

«Между тем на ближайший понедельник, — доносил своему правительству венецианский посол Рудзини, — приготовляется при дворе большой и необычный праздник, который не давался уже 20 лет и который император предполагал не возобновлять из-за его великолепия и общих расходов до окончания войны с турками. Увеселение будет состоять из ужина и бала; кавалеров и дам будет более 120, все наряженные в разнообразные костюмы, представляющие различные нации и украшенные несметными драгоценностями (e carichi d’immence gioie)… Со всей императорской фамилией там будет император в костюме хозяина; покажется также замаскированным и царь со своими послами, которым на эту неделю отложена аудиенция»[487].

Итак, Петру приходилось ждать праздника и откладывать поездку в Венецию. Между тем в Вене все, что могло привлекать его интерес, было пересмотрено[488], и он стал предпринимать поездки по окрестностям. 3 июля он выехал в городок Баден в 25 верстах к югу от Вены, курорт, своими теплыми серными источниками известный еще римлянам. Туда же 4 июля выехали первый и второй послы[489]. В Бадене, расположенном в живописнейшей долине Винервальда, в местности, славящейся своими виноградниками, Петр провел июльские дни с 3-го по 6-е и отсюда 6 июля писал в Москву полковнику Семеновского полка И. И. Чамберсу с поклоном офицерам и солдатам полка. «И они, товарищи мои (офицеры) и салдаты, — отвечал ему на это Чамберс, — восхваляя Бога, обвеселились с великим благодарением. А я с товарыщи за твое здравие в новопостроенных хатах, которые возприял от милости твоей, не по малому купку выпили, за таким желанием, дабы Господь Бог велел нам милость твою видеть не в долге в сих моих хатах и наипаки радоватца. А нам без милости твоей велми скучно»[490].

Между тем в отсутствие царя и первых двух послов третьему послу П. Б. Возницыну поручено было повидаться с венецианским послом Рудзини, сообщить ему о намерении Петра посетить Венецию и переговорить с ним о подробностях этого путешествия. «Июля в 6 день, — читаем в „Статейном списке“, — третей великой и полномочной посол ездил к венецийскому послу Рузинию и говорил, что едут ныне из Вены в Венецию неколикое число валентеров знатных особ, и чтоб он, посол, писал в Венецию к князю и к сенату, чтоб тем валентером проезд был свободной; и венецийской посол писать о том в Венецию обещался. И потом имел с ним и тайной разговор по указу»[491]. Это показание «Статейного списка» не совсем верно. В донесениях самого венецианского посла Рудзини дожу говорится не об одном свидании его с Возницыным по поводу предполагавшейся поездки царя в Венецию, а о двух, именно 5 и 7 июля. В этом разногласии источников преимущество следует отдать показаниям Рудзини, которые и надо принять как более достоверные. В самом деле, Рудзини писал о свиданиях тотчас же, непосредственно, так сказать, по горячим следам события. Донесение о свидании 5 июля он отправил в тот же самый день, донесение о свидании 7 июля — на следующий день, притом отправлял эти донесения ввиду важности их скорейшего доставления не с обыкновенной почтой, а с эстафетами, с чрезвычайными курьерами, на что должен был производить усиленные расходы. «Статейный список» в окончательной редакции составлялся много времени спустя после описываемых в нем событий. Для Рудзини предполагаемая поездка царя в Венецию, о которой ему сообщалось, была, разумеется, крупнейшим фактом в его посольской деятельности; она поэтому должна была привлечь к себе все его внимание; о таком важном предстоящем событии он обязан был сообщить и сообщал своему правительству точно и во всех подробностях. Наоборот, для составителя «Статейного списка» эпизод с венецианской поездкой, как несостоявшееся событие, не имел особого значения и не мог привлекать его внимания; в его глазах это было лишь предположение, которое не осуществилось. Поэтому он сделал запись о разговорах Возницына с Рудзини настолько неточно, что спутал события, смешав два свидания между ними в одно и поместив его на средний день между пятым и седьмым — на шестое июля[492]. Подробности донесений Рудзини вскрывают нам также, в чем состояла беседа его с московским послом, которая в «Статейном списке» глухо обозначена как «тайный разговор по указу». Итак, последуем за его сообщением.

5/15 июля утром к Рудзини явился секретарь московского посольства (т. е., вероятно, Петр Лефорт) и сказал, что царь желает сообщить ему нечто через одного из своих послов, но так как до аудиенции у императора визиты между послами еще невозможны, то свидание можно было бы устроить в каком-либо нейтральном месте. «Я, — пишет Рудзини, — выказал готовность к этому немедленно и сегодня же после обеда на одном собрании здешних граждан видел третьего посла, который объяснил отсутствие других послов тем, что они находятся на купаниях в Бадене вместе с царским величеством». Возницын, выразив сожаление, что до сих пор нельзя еще было обменяться обычными приемами учтивости, заявил венецианскому послу, что прибыл от имени царя поставить его в известность о намерени царя отправиться в Венецию, и просил донести о том светлейшей республике, дабы она соблаговолила сделать распоряжения о заготовке лошадей по почтовой дороге на Горицу для десяти — двенадцати человек, причем эти почтовые расходы будут оплачены. Царь пустится в путь, вероятно, вскоре, после ближайшего понедельника (11/21 июля), когда он должен присутствовать на празднике, который приготовляется при дворе. Возницын сообщил далее, что царь намерен держаться инкогнито, вдали от взоров общества и желал бы найти какой-либо отдельный частный дом; особенно было бы приятно, если бы ему был отведен дом при арсенале. Наконец, он просил также о паспорте для беспрепятственного проезда.

Рудзини, соответствующим образом отозвавшись на заявление об отсутствии двух других послов, сказал, что сделает приятное сообщение светлейшей республике, которая очень оценит случай видеть в своих владениях и в своей столице монарха