– Уже пора? – спросил Харри. Его длинное лошадиное лицоказалось очень бледным над синей форменной блузой, но вид у него былрешительный.

– Да. Если мы хотим успеть, то пора. Харри перекрестился ипоцеловал большой палец. Потом отправился в смирительную комнату, открыл ее ивернулся со смирительной рубашкой. Он подал ее Бруту. Мы втроем прошли поЗеленой Миле. Коффи у двери своей камеры проводил нас взглядом и не сказал нислова. Когда мы дошли до стола дежурного, Брут спрятал рубашку за спину, чтопри его комплекции было довольно легко.

– Повезло, – сказал Дин. Он был так же бледен, как и Харри,но и столь же решителен.

Перси сидел за моим столом, именно так, на моем стуле, ихмурился над книгой, которую таскал повсюду с собой последние несколько ночей:не «Арго» или «Для мужчин», а «Уход за душевнобольными в лечебницах». Но по еговиновато-встревоженному взгляду, брошенному на нас, можно было подумать, чтоэто «Последние дни Содома и Гоморры».

– Чего еще? – спросил он, быстро захлопывая книгу. – Что вамнужно?

– Поговорить с тобой, Перси, – сказал я. – Вот и все.

Однако по нашим лицам он понял, что мы явились вовсе нетолько поговорить, поэтому вскочил и бросил-ся – почти бегом – к открытой дверив помещение склада. Он подумал, что мы пришли рассчитаться с ним и надаватьоплеух.

Харри отрезал ему путь к отступлению и стал Вт дверях,сложив на груди руки.

– А ну! – Перси повернулся ко мне в тревоге, но стараясь непоказывать ее. – Что это еще?

– Не спрашивай, Перси. – Я думал, что все пройдет нормально,я буду в норме, раз уж мы начали эту безумную аферу, но что-то не получалось. Яне верил, что делаю это. Словно в плохом сне. Мне все казалось, что вот-вотжена разбудит меня и скажет, что я стонал во сне. – Лучше, если ты с этимсмиришься.

– А что у Ховелла за спиной? – срывающимся голосом спросилПерси, поворачиваясь, чтобы лучше рассмотреть Брута.

– Ничего.

– Ну, это, я думаю... – Брут вытащил смирительную рубашку ипомахал ею у бедра, словно матадор мулету перед броском быка.

Перси вытаращил глаза и рванулся. Он хотел бежать, но Харрисхватил его за плечи, и получился лишь рывок.

– Отпустите меня? – закричал Перси, пытаясь вырваться из рукХарри, – но тщетно. Харри был тяжелее фунтов на сто, и мускулы у него, как улесоруба, однако у Перси хватило сил протащить Харри почти до середины комнатыи смять неприятный зеленый ковер, который я все собирался заменить. На секундуя даже подумал, что он вырвет Харри руку, ведь страх может прибавить сил.

– Успокойся, Перси, – сказал я. – Будет легче, если...

– Перестань успокаивать меня, невежа, – завопил Перси,дергая плечами и пытаясь высвободить руки. – Оставьте меня! Все! Я знаю людей!Больших людей! Если вы не перестанете, вам всем придется отправиться в ЮжнуюКаролину за тарелкой супа на общественной кухне!

Он опять рванулся вперед и ударил бедром по моему столу.Книга, которую он читал – «Уход за душевнобольными в лечебницах», подскочила, ииз нее выпала спрятанная внутри маленькая брошюрка. Неуди-вительно, что Персиглядел виновато, когда мы вошли. Это были не «Последние дни Содома и Гоморры»,а книжечка, которую мы иногда давали сексуально озабоченным узникам за хорошееповедение. Я уже упоминал о ней, по-моему, маленькая книжечка комиксов, гдеОлив Ойл спала со всеми, кроме малыша Свит Пи.

Мне показалось печальным, что Перси в моем кабинете изучалтакую примитивную порнушку, Харри тоже глядел с отвращением, насколько я могвидеть его из-за напряженного плеча Перси, а Брут залился смехом, и это вывелоПерси из борьбы на какое-то время.

– Ах, Перси, – произнес он. – Что скажет мама? Что по этомуповоду скажет губернатор?

Перси густо-густо покраснел.

– Заткнитесь. И оставь маму в покое.

Брут передал мне смирительную рубашку и приблизил лицовплотную к Перси.

– Конечно. Просто будь хорошим мальчиком и вытяни ручки.

Губы Перси дрожали, а глаза блестели слишком ярко. Он былготов вот-вот расплакаться.

– Не буду, – сказал он детским дрожащим голосом, – и вы меняне заставите. – Потом стал громко звать на помощь. Харри моргнул мне, я ответилтем же. Если и был момент, когда все дело могло рухнуть, так именно тогда. НоБрут так не считал. Он никогда не сомневался. Он зашел за спину Перси, сталплечом к плечу с Харри, который все еще держал руки Перси у него за спиной.Брут поднял руки и взялся за уши Перси.

– Прекрати орать. Если не хочешь получить пару самыхуникальных чайниц в мире.

Перси перестал кричать о помощи и просто стоял, дрожа иглядя вниз на обложку комиксов, где Попай и Олив забавлялись в такой позе, окоторой я только слышал, но ни разу не пробовал. «О Попай!» – написано было вшарике над головой Олив. «Оп-оп-оп-оп», – красовалось над головой Попая. Он ещеи трубку курил при этом.

– Вытяни руки, – приказал Брут, – и хватит валять дурака.Делай, как говорят.

– Не буду, – упорствовал Перси. – Не буду, и вы меня незаставите.

– Ты очень сильно, просто жестоко ошибаешься, – сказал Брут,хлопнул по ушам Перси и стал крутить их, словно ручки конфорок у плиты. Плиты,которая готовит так, как ты хочешь. Перси жалобно вскрикнул от боли и удивления– я бы многое отдал, чтобы этого не слышать. В его крике звучали не только больи удивление, в нем было понимание. Впервые за свою жизнь Перси вдруг осознал,что ужасные вещи случаются не только с другими людьми, у которых нетродственника-губернатора. Я хотел сказать Бруту, чтобы он перестал, но, конечноже, не мог. Мы зашли слишком далеко. Все, что я мог, это напомнить себе, чтоПерси провел Делакруа через одному Богу известно какие муки просто потому, чтоДелакруа посмеялся над ним. Однако это не утешало. Возможно потому, что ясоздан иначе, чем Перси.

– Протяни сюда ручки, милый, – попросил Брут, – иначеполучишь еще.

Харри уже отпустил юного мистера Уэтмора. Всхлипывая, какмаленький, со слезами, уже бегущи-ми по щекам. Перси вытянул руки перед собой,как лунатик в кинокомедии. Я в мгновение ока надел на них рукава смирительнойрубашки и едва успел натянуть рубашку на плечи Перси, как Брут отпу-стил егоуши и схватил завязки на манжетах. Он обкрутил руки Перси крест-накрест, такчто они теперь были крепко прижаты к груди. Харри тем временем застегнулзастежки на спине и завязал завязки. После того, как Перси сдался, вся операциязаняла не более десяти секунд.

– Вот и хорошо, милый, – сказал Брут. – Теперь вперед.