Брут появился в блоке без пятнадцати семь, Дин – без десяти.Я спросил Дина, не сходит ли он в лазарет за пластырем для моей спины, а то онаболит с того утра, когда пришлось тащить тело Делакруа в тоннель. Динсогласился с радостью. Я даже думаю, что он хотел подмигнуть мне, но сдержался.

Харри заступил на дежурство без трех минут семь.

– Как грузовик? – поинтересовался я.

– Он там, где договорились.

Что ж, неплохо. Потом какое-то время мы стояли у столадежурного и пили кофе, избегая говорить о том, на что все мы надеялись: чтоПерси опаздывает, и возможно, вообще не придет. Учитывая отзывы о том, как онпровел электроказнь, такой вариант был вполне вероятен.

Но Перси, по-видимому, придерживался известного правила отом, как снова оседлать лошадь, которая тебя сбросила, потому что вошел в дверив шесть минут восьмого во всем великолепии своей синей формы: одна рука набедре, в другой – деревянная дубинка в смешном самодельном чехле. Он пробилсвою карточку, потом осторожно оглядел нас.

– У меня стартер сломался, – объяснил он. – Пришлось крутитьрукоятку.

– Ах, – проговорил Харри, – бедный малыш.

– Надо было остаться дома и отремонтировать, – мягко заметилБрут, – Зачем ты нужен тут с онемевшей рукой, правда, ребята?

– Да, вам бы это понравилось, точно? – фыркнул Перси, а яподумал, что он немного успокоился, услышав такую спокойную реакцию Брута. Этохорошо. Ведь еще несколько часов надо будет как-то общаться с ним – не слишкомвраждебно, но и не очень дружески. После прошлой ночи ему все похожее надружелюбие покажется подозрительным. Мы не собирались брать его во всеоружии,но думали, что, если сыграем правильно, удастся хоть немного захватить еговрасплох. Важно было действовать быстро, но еще важнее, во всяком случае дляменя, чтобы при этом не пострадал никто, даже Перси Уэтмор.

Вернулся Дин и слегка кивнул мне.

– Перси, – распорядился я, – нужно, чтобы ты пошел вскладское помещение и вымыл там пол. А еще лестницу в тоннель. А потом напишешьрапорт о прошлой ночи.

– Очень творческая работа, – заметил Брут, засунув большиепальцы рук за ремень и глядя в потолок.

– Смешные вы ребята, – сказал Перси, однако воз-ражать нестал. Даже не указал на очевидное, что пол там мыли уже дважды – как минимум.Думаю, он про-сто обрадовался возможности побыть подальше от нас.

Я просмотрел рапорт предыдущей смены, не увидел ничегокасающегося меня, а потом прошел к камере Уортона. Он сидел на койке, обхвативруками колени, и улыбался мне широко и неприязненно.

– Кто к нам идет – большой начальник, – протянул он. –Большой, как жизнь, и столь же неприглядный. Ты был бы счастливее по колено вдерьме, босс Эджкум. Тебе что, жена задала трепку перед выходом? А?

– Как дела, Крошка? – спокойно отреагировал я, но в этотмомент он просто просиял. Он спустил ноги, встал и потянулся. Улыбка его сталашире, и неприязни в ней поубавилось.

– Черт подери, – обрадовался он. – Наконец хоть раз назвалменя правильно. Что с тобой, босс Эджкум? Ты заболел или как?

Нет, не заболел. Я был болен, но Джон Коффи позаботился обэтом. Его руки не помнят, как завязывают шнурки, если вообще знали, но ониумеют многое другое. Конечно, умеют.

– Слушай, друг, – сказал я ему. – Если хочешь быть КрошкойБилли вместо Буйного Билла, мне все равно.

Он надулся от гордости, как та пресловутая рыба, обитающая вреках Южной Америки, которая может ужалить до смерти иглами на спине и побокам. За время работы на Миле я имел дело со многими опасными людьми, но такихотвратительных знал мало, если вообще они были. Этот Вилли Уортон считал себябольшим преступником, но его поведение в тюрьме не выходило за рамки мелкихпакостей вроде плевков или пускания струйки мочи через решетку камеры. Поэтомумы и не оказывали ему того уважения, которого он, по его мнению, заслужи-вал,но именно в ту ночь я хотел, чтобы он был сговорчивым. Даже если это означалонамыливание его мягкого места мылом, я бы с радостью намылил.

– У нас с Крошкой очень много общего, можешь мне поверить, –сказал Уортон. – Я ведь попал сюда не за кражу леденцов из дешевой лавочки. – Игордо, словно его внесли в героическую бригаду французского Иностранноголегиона, а не шлепнули задницей об пол камеры в семидесяти шагах от электрическогостула, он спросил: – Где мой ужин?

– Ладно тебе, Крошка, в рапорте сказано, что ты поел в пятьпятьдесят. Мясо с подливкой, пюре и бобы. Меня так легко не проведешь.

Он заливисто рассмеялся и снова уселся на койке.

– Тогда включи радио. – Он произнес «радио» так, как в тедалекие годы, в шутку рифмуя его с «дэдди-о» (любовник). Удивительно, какчеловек может столько помнить о времени, когда его нервы были натянуты так, чтопочти звенели.

– Чуть позже, парень. – Я отошел от его камеры и посмотрелвдоль коридора. Брут прошел вниз в дальний конец, чтобы убедиться, чтосмирительная комната закрыта на один замок, а не на два. Я знал, что на один,потому что уже проверил. Позднее нам понадобится открыть эту дверь как можнобыстрее. Времени перетаскивать барахло, накопившееся там за долгие годы, небудет, поэтому мы его вынесли, рассортировали и разложили в разные места вскорепосле того, как Уортон присоединился к нашей веселой компании. Нам казалось,что комната с мягкими стенами – очень полезная вещь, по крайней мере покаКрошка Билли не пройдет Милю.

Джон Коффи, обычно в это время уже лежавший, свесив длинныеполные ноги и отвернувшись лицом к стене, сидел на краю койки, сложив руки иглядя на Брута с тревогой – проницательностью, – что на него не походило. Ислезы не бежали из его глаз.

Брут проверил дверь в смирительную комнату, потом вернулсяназад. Проходя мимо камеры Коффи, он взглянул на него, и Коффи произнеслюбопытные слова: «Конечно. Я поеду». Словно ответил на то, что сказал Брут.

Мой взгляд встретился со взглядом Брута. «Он знает, – почтипроизнес он. – Каким-то образом знает».

Я пожал плечами и развел руками, словно говоря:

«Ну конечно, он знает».

Старый Тут-Тут сделал последний заход на блок "Г"со своей тележкой где-то без четверти девять. Мы купили у него достаточноснеди, чтобы он улыбался.

– Ну что, ребята, видели мышь? – спросил он. Мы покачалиголовами.

– Может, Красавчик видел, – Тут качнул головой в сторонусклада, где Перси то ли мыл пол, то ли писал рапорт, то ли чесал свой зад.