– А почему он не остался там, где обнаружил их? – не понималБрут. – Почему понес их на юг вдоль берега? Как ты считаешь?

– Думаю, он сначала там и оставался. На суде повторяли, чтопятно примятой травы было большое, вся трава полегла. А Джон Коффи немаленький.

– Джон Коффи – верзила будь здоров, мать его, – сказалХарри, понизив голос до шепота, чтобы моя жена не услышала, как он ругается.

– Вероятно, он забеспокоился, когда увидел, что его действияне помогают. А может, решил, что убийца все еще в лесу и наблюдает за ним.Коффи очень большой, но не слишком смелый. Помнишь, Харри, как он спрашивал,оставляем ли мы на ночь свет в блоке?

– Да. Я, помню, подумал тогда, что это смешно – при такихгабаритах. – Вид у Харри был потрясенный и растерянный.

– Но если не он убивал этих девочек, то кто же? – спросилДин.

Я покачал головой.

– Кто-то другой. Скорее всего, кто-то белый. Обвинительмного говорил, что нужна недюжинная сила, чтобы убить такую большую собаку,какая была у Деттериков, но...

– Ерунда, – перебил Брут. – Сильная двенадцати-летняядевчонка способна свернуть шею большой собаке, если застанет ее врасплох ибудет точно знать, где схватить. Если это сделал не Коффи, то, будь я проклят,почти каждый... любой мужчина мог это сделать. Наверняка мы никогда не узнаем.

Я уточнил:

– Если только он опять не совершит подобное.

– Мы все равно не узнаем, если он сотворит это в Техасе илив Калифорнии, – сказал Харри.

Брут наклонился вперед, потер кулаками глаза, как уставшийребенок, потом снова уронил руки на колени.

– Это просто кошмар, – вздохнул он. – У нас сидит человек,возможно, невиновный – скорее всего неви-новный, – которому предстоит пройти поЗеленой Миле, это так же неотвратимо, как после лета наступает осень. Что мыдолжны делать? Если расскажем эту чепуху о его исцеляющих пальцах, все просторассмеются, а он все равно закончит жизнь на «жаровне».

– Об этом подумаем позже, – проговорил я, ибо понятия неимел, как ему ответить. – Сейчас вопрос в том, делаем мы это для Мелинды илинет. Я бы предложил подумать несколько дней, но, по-моему, каждый день ожиданияувеличивает риск того, что он не сможет помочь ей.

– Помните, как он протягивал руки за мышью? – спросил Брут.– «Дайте мне его, пока еще есть время». Он так говорил. «Пока еще есть время».

– Я помню.

Брут подумал, потом кивнул.

– Я согласен. Мне тоже плохо из-за Дэла, но больше хочетсяузнать, что произойдет, когда он коснется Мелинды. Может, и ничего, а может...

– А я сильно сомневаюсь, что нам удастся даже вывести этоговерзилу из блока, – сказал Харри, а потом вздохнул и кивнул. – А впрочем, ну ичто? Считайте, что я с вами.

– Я тоже, – поддержал Дин. – А кто останется в блоке. Пол?Будем тянуть жребий?

– Нет, сэр, – произнес я. – Никакого жребия. Останешься ты.

– Вот так? И ты это мне говоришь? – сердито и обиженновоскликнул Дин. Он стащил очки и стал тереть их о рубашку. – Что за идиотскаязатея?

– А вот такая затея. Твои дети еще в школу ходят, – сказалБрут. – Мы с Харри холостяки. Пол женат, но его дети уже взрослые и живутсамостоятельно. А мы затеваем сумасшедший трюк, я думаю, что мы все почтиуверены, что нас поймают. – Он спокойно глядел на меня. – Ты только, Пол, несказал вот о чем: если даже нам и удастся вытащить его из-за решетки, но потомисцеляющие пальцы Коффи не сработают, Хэл Мурс первый посадит нас всех. – Ондал мне время ответить на это, вероятно, даже опровергнуть, но я не мог ипоэтому промолчал. Брут повернулся к Дину и продолжал: – Не пойми меняпревратно, ты тоже можешь потерять работу, но по крайней мере у тебя останетсяшанс уйти чистеньким, если поднимется шум. Перси подумает, что это шутка. Если тыбудешь за столом дежурного, то сможешь сказать, что тоже так подумал, а мыничего другого и не говорили.

– Мне все равно это не нравится, – не сдавался Дин, но былоясно, что с этим придется все-таки смириться. Мысль о детях убедила его. – Ивсе нужно сделать прямо сегодня ночью? Вы уверены?

– Если что-то предпринимать, то сегодня, – сказал Харри. –Начать думать об этом, нервов не хватит.

– Давайте я возьму на себя лазарет, – предложил Дин – Покрайней мере тут я могу помочь?

– Ты можешь делать все, при условии, что не попадешься, –согласился Брут.

Вид у Дина был обиженный, и я похлопал его по плечу.

– Как только заступишь, лови момент... хорошо?

– Будь спокоен.

Моя жена просунула голову в дверь, словно я подал ей сигнал.

– Кому еще чая со льдом? – весело спросила она. – А тебе,Брутус?

– Нет, спасибо, – ответил он, – чего бы я сейчас хотел, такэто глоток виски, но при нынешних обстоятельствах, пожалуй, не время.

Дженис взглянула на меня: губы улыбаются, а глаза в тревоге:

– Во что это ты впутываешь ребят, Пол? Но прежде чем я началпридумывать ответ, она подняла руку и сказала:

– Не обращай внимания, мне не нужно этого знать.

Позже, когда все давно ушли и когда я уже одевался наработу, она тронула меня за плечо, повернула к себе лицом и пристальнопосмотрела в глаза.

– Мелинда? – спросила она. Я кивнул.

– Ты что-то можешь для нее сделать, Пол? Действительночто-то сделать или это все несбыточные мечты, вызванные тем, что ты видел вчераночью?

Я вспомнил глаза Коффи, руки Коффи и то состояние гипноза, вкотором вошел к нему, когда он позвал. Я вспомнил, как он протягивал руки ктельцу раздавлен-ного, умирающего Мистера Джинглза. «Пока еще есть время», –сказал он. И те черные мушки, ставшие белыми и пропавшие.

– Я думаю, что это, наверное, единственный ее шанс, –вымолвил я наконец.

– Тогда используй его, – сказала она, застегивая мою новуюосеннюю куртку. Она висела в шкафу с моего дня рождения в начале сентября, нонадевал я ее всего два или три раза. – Попробуй.

И она почти вытолкала меня за дверь.

В ту ночь – по многим причинам самую странную ночь в моейжизни – я заступил на дежурство в двадцать минут седьмого. Мне казалось, что явсе еще ощущаю в воздухе слабый запах горелой плоти. Должно быть, мнепомерещилось: двери на улицу, в блоке и в помещении склада были открыты весьдень, в течение двух предыдущих смен все вымыли и выскребли, но мой нос этомуне верил, и я не смог бы съесть ничего, даже если бы безумно боялсяпредстоящего вечера.