Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Началась какая-то суета и возня, Стилсон взвилась и набросилась на брюнета с диким криком; колотила руками по его широкой груди, заглядывала в спокойные глаза, не прекращая брызгать слюной и причитать в голос. Не выдержав этого, но все так же скромно и тихо, девушка подошла к ней и что-то сказала — было видно, как она волнуется, как подрагивают сложенные в замок пальцы, а одна ножка, обутая в туфлю-лодочку, то и дело касается другой, выдавая беспокойство хозяйки. Она что-то долго говорила, стараясь не смотреть на рассвирепевшую Мэг, а то и дело обращаясь за поддержкой к мужчине.
А потом пленка закрутилась в немыслимом темпе, а киномеханик все так же мирно сопел себе под нос, не замечая ужаса в глазах зрителя, как и творившегося на экране хаоса.
Женщина замахнулась и ударила говорящую по лицу, что-то ей крича, пока на бледной щеке расцветала алая отметина, наливающаяся бардовым. Мужчина бросился к Мэг и зажал ее дергающиеся конечности вместе, с трудом удерживая около себя это брыкающееся тело, но неравное противостояние Джеку было неинтересно. Он с внутренним ужасом и жалостью наблюдал за стоящей неподвижно девушкой, разглядывал ее худые, такие знакомые и почему-то далекие плечи, завитые на концах тонкие волосы, все не мог понять, почему же она молчит. И после потерял дар речи, когда встретился с ней взглядом.
Ты вряд ли когда-нибудь себе в этом признаешься, — шептал ядовитый голос несколько позже, — но ты тогда забыл, как дышать. Смотрел в это раскрасневшееся лицо и не мог сделать даже самого обыкновенного вдоха. А я кричал тебе, просил прекратить, но Джек самостоятельный мальчик, ему не нужны советы старого друга, правда?
Однако, Дауни уже ничего не слышал. Эта странная, притягивающая и в тоже время пугающая до дрожи незнакомка заглядывала прямо в душу парня, не отрываясь сверлила его внешнюю оболочку, а в это время судорожно что-то искала глубоко внутри. Постепенно ее лицо менялось; глаза чуть потускнели, и смотрели уже не так недоверчиво и требовательно, как раньше, а с большей заботой и нежностью, милые ямочки в самых уголках рта превратились в зазубрины морщинок, а некогда прекрасная копна поредела и стала в разы короче. Один кадр мгновенно сменялся другим, и вот теперь уже изможденная женщина умоляюще протягивала к брюнету свою сухую тощую руку, беззвучно шевеля губами и не разрывая зрительного контакта.
Только тут Джек понял. Удивился, как же раньше не смог узнать в той прекрасной и хрупкой девушке Шарлотту, а дернулся от воспоминаний, лишь когда перед ним предстала его больная мать. И все же это действительно была она. Такая, какой Дауни хотел бы ее навсегда запомнить, отложить в памяти, как облитый прозрачной древесной смолой кулон в форме гладкой капли — чтобы внутри теплилось это самое уставшее, но родное и любимое лицо. Жаль, что на самом деле это не так. А себя обманывать парень умеет хуже всего на свете.
Он вправду представлял мать такой, какой она осталась запечатлена на фотографиях, но все же… Было и другое. Тот самый второй и до ужаса реалистичный образ, являющийся брюнету по ночам жутким кошмаром. Это та же неизменная мисс Дауни, те же глубокие глаза и нежность во взгляде, но напудренное мертвое лицо заставляло Джека биться в слезных криках. Так и сейчас, словно согласившись со страшными мыслями, образ на экране помутнел, но через секунду предстал в прежней четкости. Выпирающие очертания скул, подкрашенные треснувшие губы в мраморном блеске, замершая навсегда грудь и никогда больше не приподнявшиеся ресницы — вот та Шарлотта, которую Джек любил и ненавидел одновременно, картина, врезавшаяся в сознание и прорубившая своим острым концом длинный шрам, теперь сильно кровоточивший. В тот далекий момент казалось, что вот-вот женщина поднимется со своего ложа, приветливо улыбнется и в ожидании разведет костлявые руки:
— Иди сюда, милый, все уже кончилось. Это снова я, твоя мама, видишь? Ну же, подойди ко мне…
И Джек закрывал глаза, надеясь, что теперь на месте высушенного тела появится некогда очаровательная, цветущая жизнью девушка, восхищавшаяся пейзажами Бостона и находившая всем на удивление в них что-то свое, волшебное и чарующее.
Но снова и снова он натыкался на прежде пустую комнату, в которой находился раньше — без призраков, мертвецов и Шарлотты. Вздох облегчения смешивался со всхлипами.
Так и сейчас, внезапно очнувшись от своей дремоты, маленький человечек в голове парня в ужасе вскочил со своего уютного пригретого места и поспешил выключить бешено крутящуюся пленку. Кино закончилось.
Дауни еще некоторое время всматривался в пустоту перед собой, боясь увидеть это серое и неживое женское лицо, ожидая, что вот-вот перед ним появится мама и бросится на него с ножом в тонких руках, а после на кухонные стены брызнет алая кровь юноши. Вместо этого в комнату вошли Мэг и какой-то незнакомый Джеку мужчина.
— Знакомьтесь, дорогие, Джек — это Майкл, Майкл, это мой племянник Джек, — затараторила Стилсон и поспешила усадить гостей за обеденный стол.
Дауни долго вглядывался в этого странного человека, наверное, даже слишком уж долго. Он все смотрел в эти серые глаза, на корку короткой щетины, покрывающей щеки и подбородок, и никак не мог понять, в чем же заключается подвох. А Майкл, в свою очередь, брезгливо, но с немалым любопытством осмотрел парня с головы до ног, и, чуть подумав, выдал:
— Нравится тебе здесь?
Джек в недоумении поерзал на стуле, но внутренний голос сообразил гораздо быстрее своего незадачливого владельца:
Скажи ему, что очень любишь Бостон и, в особенности, этот чудесный дом. Что ты получаешь неимоверное удовольствие, прогуливаясь по улицам под моросящим дождем, когда ветер безжалостно обгладывает каждую часть твоего тела — не то что раньше, ведь прежде ты всего лишь грелся по вечерам у камина и ел приготовленное мамочкой рождественское печенье. Скука! Не то что сейчас — время, проведенное в компании с твоей милой тетушкой и ее алкогольной зависимостью