А затем Дан дернулся к выходу из моей комнаты, зовя нас за собой.

— Паршивая идея, очень, — говорил я. — Засекут же.

— Ой, а кому не плевать! — прыснул Стефан.

Его даже не остановило то, что Дан, добравшись до основания башни, забрался на подоконник и слез куда-то вниз.

Скорее всего, я бы заявил им, что идея не просто дурацкая, а самоубийственная. Это в нормальном состоянии. А так я счел все веселым приключением, к тому же Стеф уверенно подтолкнул меня вперед.

Выглянув в окно башни, я тут же подставил голову под потоки свежего ветра и недолго думая перемахнул прямо на скат крыши тринадцатого этажа. Просто чудо, что мне удалось не свернуть себе шею. Стефан мерзко смеялся над тем, как я неуклюже придерживался за выступы каменных украшений, правильные архитектурные названия которым знал один он. Дан с раздражающим изяществом спустился по скату на крышу Соларума и немедля оказался между нескольких колонн, совсем рядом с краем. Я же добрался туда с меньшей ловкостью, скорее, как мешок картошки. Внизу шумели синие кроны, всегда внушающие спокойствие. Воздух, как и обычно, был чист, прохладен и свеж. Запахом лес напоминал вечную весну. Его ветви высились над входом в Соларум океаническим валом, а там, за ними, раскинулся космический купол. Хрупкий и темный, вечно безответный.

Где-то сзади тяжело рухнул Стефан. Пойло он, кстати, взял с собой, и Дан, на странность, тоже.

— Если мы тут сдохнем, это будет эпично, — заметил я, глядя через край.

— Да какая разница? — Дан лукаво глянул на Стефа. — Завтра нет, правильно?

— Не-а, — с мудрым видом подтвердил тот, продолжая пить. — Больше никогда.

Дан задержал на нем долгий взгляд, точно решая что-то про себя, а затем засмеялся: громко, во весь голос. Он встал на самый край, раскинув руки, отдавшись нахлынувшему ветру, продолжая хохотать как умалишенный. Дан едва заметно пошатывался, но я твердо знал: он не свалится.

А между тем Дан привлек чье-то внимание, протекторы любопытно глядели на нас с нескольких балконов. Один даже спросил что-то, и Стеф, который даже в смысл не вдавался, крикнул:

— Че вылупился, дурачок? На хер иди! Гуляй, Гаскон!

— Да! — с жаром поддержал я.

Пегаса я и так плохо знал, так что какая разница.

Уже через секунду Стеф переключился на звездное небо, тыкая в него пальцем.

— И вы на хер идите!

— Да! — кричал Дан.

— Пошли вы! — не отставал я.

Волк продолжал давиться смехом:

— Чтоб вас всех Обливион поглотил! Вы мне жизнь сломали, а я все вам отдал!

— Думаете, лучше нас?! Ублюдки!

— Сюда ссыте спускаться, да?!

Мы истошно и счастливо орали на весь Соларум, скакали по крыше и хохотали. Гнева звездного мира я не боялся. Какое им дело, куда я полезу? Какое дело даже той красной звезде из сердца Скорпиона, вспарывающей лучами небесную ткань? А Антаресу это вряд ли бы понравилось. Я вообще от него ни разу весточки не получил за эти месяцы. Мне было совестно признавать обиду. Я напоминал себе, через что каждый день проходит Антарес и сколько ему нужно сделать. Но все равно не мог не думать, что за эти полтора года он мог бы обратиться ко мне хоть раз. Хоть одним словом. Но вместо этого он бросил меня здесь самостоятельно разбираться с новообретенными силами.

— Дали нам паршивую жизнь! Память отбираете! Так забирайте все, твари!

— Да зачем им еще твоей бесполезной памяти?! — заливался Стеф.

— Качественнее твоей, Стефано. У меня хотя бы мозг не отмер!

— Пафосный, зазнавшийся говнюк!

— Зато не ноющий мудак, как ты!

— Слабак!

— Кретин!

Мы ни разу не ушли с веселого тона, но все равно скатились в драку. Стефан нанес удар первым. От резко заболевшей челюсти я на миг пришел в себя. Помог тому и мороз его души. Водолей скалился в азартном драйве и перебросил свою бутылку Дану. Я отшатнулся, едва устояв на ногах. А затем, почувствовав будоражащий огонь в венах, бросился на друга. Он не ожидал, что у меня будет столько силы, потому мы с ним покатились по плоской крыше, вопя что-то оскорбительное и набивая друг другу бока. Ему удалось перенять инициативу и пнуть меня так, что я отлетел на целый метр брошенным снарядом. Стеф надвигался. Увернувшись, я нанес очередной удар куда-то в лоб, заставив его отойти на шаг. Но он был устойчивее, чем казался, потому быстро пришел в себя, и уже я пропустил его выпад по ребрам.

Следующий удар прилетел мне в скулу. Раздался звучный хруст. Водолей охнул от боли и зашатался, держась за трясущуюся руку.

— Твою мать! — шипел он.

При этом моя скула почти не болела, но палец у Стефа все равно был сломан.

Дан раскидал нас по разные стороны так сильно, что я упал на задницу.

— А ну завязывайте, чтоб вас! Светлые звезды, Макс, у тебя лицо из стали, что ли?

Я пожал плечами, не чувствуя особой вины. Скорее радость от саднящих ушибов. Звезды крепче людей. Особенно костями.

Волк покачал головой и подал Стефу платок, чтоб тот хоть как-то зафиксировал пальцы.

— А ты хорош, — жмурясь, бросил мне Водолей, как только прекратил ругаться. — Ладно, черт с ним, не впервой ломать кости.

— Будете так срываться, до моих лет не доживете, — хмыкнул Дан, прикладываясь к горлу бутылки.

Странно, я всегда думал, что если он и пьет, то как-то эстетично, с изящным бокалом и скорее всего какое-то дорогущее вино, и не будет просто так глушить ром из горла, потеряв где-то пиджак и закатав рукава.

— Ну и на хрен мне так долго жить с подобной жизнью? — хохотал Стеф. — Какая разница, если все, что от нас останется, все равно окажется в подвале? И кто-то будет в этом рыться! Найдет потайные ящики…

— Н‐да? И какую мерзость ты в них хранишь?

— Ты вот мне и скажи, трехсотлетний мужик, который за собой следит лучше, чем за…

Тут весь мир перевернулся.

— Ящики! — вдруг воскликнул я.

Оба обернулись ко мне. Стефан отмахнулся.

— О, все, он поплыл.

— Нет, нет, погоди! — Я вскочил на ноги так резко, что голова закружилась. — Проклятье… Я не думал об этом. А что… что, если… у Ламии были какие-то тайники? Как ты прятал свое бухло.

— Думаешь, Ламия держала бухло? — нахмурился он. — Ну, с такой работой…

— Да не его! Звезды, включи мозг. Документы. Работы. — Я уже с трудом мог связывать больше пары слов в одно предложение. — Драный черный блокнот!

— Мы же все проверили, — напомнил Дан, присев на выступ и сгорбившись.

Он уже растрепался и разленился и,