— Не бойся. То, что я покажу, удивит тебя и докажет, что, на самом деле, я очень рада тебя видеть, так же, как рада видеть каждое создание в этом доме. Проходи, я пойду сразу за тобой.

Мадлен колеблется. Подозрительность просыпается в ней вместе с настороженностью. Она не приближается к девушке, продолжая стоять на почтительном расстоянии.

— Что ты хочешь мне показать? — интересуется женщина.

— Зайди и сама все увидишь, — уходит от ответа наследница, переступая с ноги на ногу в нетерпении. — Неужели ты думаешь, я хочу обмануть тебя? Или… — выражение ее лица меняется на скорбное, и внутри Мадлен все переворачивается: с таким выражением лица она встретила его. — …Ты думаешь, я хочу причинить тебе вред? Ты, правда, думаешь, что я хочу обидеть тебя? После всего, что я пережила с Самаэлем, находясь в его власти, страшась за свою жизнь. После того, как увидела тебя и поняла: теперь мне ничего не угрожает, ты поможешь мне и защитишь. Думаешь, я могу желать тебе чего-то плохого?

Она как будто оскорбилась и готова заплакать одновременно. Мадлен больше не хочет видеть ее слез, поэтому сделала то, о чем просили. В конце концов, она сумеет справиться с одной девушкой.

Женщина подходит к двери и, прежде чем успевает спросить, что она должна увидеть в темноте, сильный толчок в спину заставляет его оступиться. За спиной захлопывается дверь, а сверху опускается решетка.

— Ты, конечно, получилась идеальной, — с нескрываемым злорадством произнесла Элизабет, смотря на пленницу сквозь небольшое отверстие в двери, — но мозгов тебе это явно не прибавило.

***

Клаудия уже не вопит от боли, как это было, кажется, вечность назад.

Она висит в нескольких сантиметрах над полом, покачиваясь на крепких железных цепях. Наручи впиваются в кожу, но этого она не чувствует так же, как и боли. Все ее тело — один сплошной нерв, который то и дело прижигают огнем. Кровавые дорожки успели засохнуть на лице, и она не ощущает его, будто кто-то напялил на нее плотную маску.

Очередной тычок в бок — и она начала раскачиваться из стороны в сторону, приводя этим в восторг своих мучителей, вызывая острую жалость у того, кто оказался в этом страшном месте вместе с ней. Тот, кто мог бы облегчить ее участь.

Тодд ничего не хочет: ни спасти своего крестного, ни спасти старика, которого бы не было здесь, не поведи она себя безрассудно. Она не хочет спасти саму себя. Единственное, чего она желает, — это поскорее умереть.

Чтобы тело успокоилось, чтобы боль не заменяла все остальные чувства. Она не хочет чувствовать. Не хочет ощущать. Не хочет жить. Собственная глупость и гордыня привели ее в лапы демонов, и она никого не винит в этом.

Она могла бы сейчас преподавать в каком-нибудь колледже и не знать о том, что скрывает в тени известный ей мир. Она могла бы выйти замуж и стать матерью. Могла бы попросить Амоса стать крестным своих детей. Но вместо этого она побежала вперед за славой и признанием без единой крупицы сомнения. Она могла бы быть сейчас дома. Но никакого «бы» у нее уже не будет.

Мозес молчит, крепко стиснув зубы и кулаки.

Он не смотрит на бедную окровавленную девушку. Она покачивается, как маятник, перед его лицом, а адские создания смеются над ее тихими всхлипами после очередного удара.

Они пытают ее уже слишком давно, а старик продолжает молчать, за что получает болезненный удар в лицо. Сплевывает кровь и приподнимается на руках, с вызовом глядя в глаза своих палачей. Он понимает: стоит ему открыть рот, и их жизни оборвутся. Он не дает себе и Клаудии ни одного шанса на выживание. Но разве ее страдания лучше легкой и быстрой смерти? Разве тайна ангелов стоит этого?

— Господин, — демоны поворачиваются к фигуре, спускающейся по лестнице, и склоняются в приветствии.

Андрас осматривает открывшуюся картину с интересом бывалого критика, который пришел на выставку современного искусства. Ему не впервой видеть столько крови и столько чужой боли. Сколько таких же людей он замучил когда-то? Сколько еще он замучит за свое бессмертное существование?

— Молчат? — темный генерал проходит мимо мужчины на полу и приближается к своей бывшей сотруднице.

— Еще немного — и заговорят, — уверяет его один из демонов, поднимая руку с зажатым в ней кривым клинком. Таким, каким обычно снимают кожу. Он только взял его, но не успел применить.

— Ответьте мне мисс Тодд, — Андрас приподнимает голову девушки, сжимая пальцами ее подбородок в своих длинных пальцах. — Неужели все это стоило того, чтобы спасти одного жалкого монстра? Ваши страдания... неужели она достойна таких жертв? Вы молчите, храня ее тайну, но она что-то не спешит спасти вас.

Мужчина надавливает на нижнюю челюсть Клаудии, и она смотрит на него затуманенным взором, чуть приоткрыв рот с окровавленными зубами.

— А ведь все могло быть совершенно по-другому. Вы ведь понимаете это? Перед вами стояло будущее, о котором остальные ученые могли лишь мечтать, а вы так безалаберно отнеслись к возможности, которую я вам дал. Так может, стоит перестать мучиться? Перестать молчать во имя того, кто этого не достоин.

Андрас отшатывается назад, когда девушка, собрав остатки всех своих сил, умудряется плюнуть ему в лицо. Мужчина проводит рукой по лицу, размазывая кровь и слюну. Он не брезгует и не отходит далеко в очередной раз, демонстрируя, что все держит под контролем, а все, что может сделать Тодд, это лишь плеваться от злости и бессилия.

Он снова выиграл.

За генерала мстит демон ударом Клаудии по почкам. Она вновь отправляется в легкий полет, бездумно шаркая носками кроссовок по полу.

— Через десять минут, я хочу знать все, — заключает Андрас, разворачиваясь и направляясь к лестнице.

— А что делать с ними, господин? — приспешники переглядываются между собой, а после переводят взгляд на пленных.

— Что хотите, — летит к ним уже из темноты.

Демоны ухмыляются, вновь переглядываясь. Один из них срывает с девушки рубашку, обнажая ее по пояс. Мозес сглатывает от этого бесстыдства, умоляя Господа о прощении за то, что подвел его, за то, что позволяет Клаудии страдать, за то, что предаст тех, кого ему было доверено защищать.

Адские создания не успевают поднести нож к телу Тодд, дабы опробовать остроту клинка на ее загорелой коже.

Старик начинает рассказывать о том, о чем обещал себе молчать. Он рассказывает о ангелах и о том, что знает, куда отправилась наследница Манна, о том, что один из воинов был в особняке и видел творения некроманта. Он говорит обо всем, и каждое слово, как тонкая сталь, вонзается в его сердце, причиняя боль. Он чувствует, как силы покидают его с каждой выданной тайной. Как смерть приближается к ним с девушкой, опираясь на свою косу, как на посох, и протягивает костлявую руку, приглашая пойти с ней.

Демоны внимательно слушают, внимая каждому слову, запоминая все сказанное, дабы, отчитываясь перед господином, ничего не упустить.