Самаэль знает того, кто оказался рядом. Он знает всех своих братьев и сестер, не близко, но достаточно, чтобы запомнить имена. Авдон младше верховного воина на добрую сотню лет, а то и на несколько сотен, все еще удивляющийся людям и жизни на Земле.

Самаэль не представляет, что ответить на заданный вопрос. В его собственной голове тысяча этих вопросов и тысяча «не знаю».

Мадлен оказалась бесполезной. Они протащили ее столько миль, дабы потерять, не успев даже махнуть рукой на прощание, чтобы Самаэль смог прочувствовать собственную беспомощность.

Представлял ли он когда-нибудь тот день, когда потерпит поражение? Отдавал ли он себе отчет в том, что не сумеет выполнить обещание, данное смертной, обещание защитить ее? В нем было столько силы и убежденности в своих словах, когда он произносил их девчонке в том злополучном доме. Защитить. Не оставлять одну. Не позволить страшным существам подобраться к ней. Столько пустых слов. Пустых обещаний. Пустых надежд.

Что он мог сказать? Они могут выкосить весь лес, спалить его дотла, и, наблюдая за всем с высоты своего полета, ожидать, что где-нибудь да мелькнет полыхающий особняк. Но Самаэль понимает: это так же не приведет ни к чему хорошему. Он не осознает, какая сверхъестественная сила помогла Манну скрыть свой дом. Ясно одно: даже радикальные меры им не помогут.

Верховный воин поднимает голову и выхватывает в ночном небе еще одну парящую фигуру. Они все еще чего-то ждут. Не позволяют себе опустить руки. Обреченные на неудачу.

Самаэль старается переключиться на что-то другое, кроме подсчета пройденных минут. Он представляет, что делает сейчас Мадлен. Добралась ли она до особняка? Встретила ли Куприянову? Пропустили ли ее другие существа или она в миг стала изгоем за убийство жены некроманта? И оберегла ли ее Александра?

Мужчина сжал зубы и кулаки. Глупая, доверчивая смертная, нуждающаяся в постоянной опеке от жестокого мира, хватающаяся за него, словно только он и сумеет оградить ее от всего плохого. Она не станет делать Мадлен больно. Не сможет. Нет в ее душе места для чужой боли. Только свои собственные страдания. Но ведь…

Очередное воспоминание о последней ночи на территории Манна вспыхнуло перед внутренним взором Самаэля и заставило его зажмуриться, стискивая зубы сильнее, причиняя самому себе едва ощутимую боль.

Саши больше не существовало. Был другой. Точнее, наверное, даже несколько других, ведь они говорили о себе во множественном числе. Вероломно украли чужое тело. Завладели тем, что им не принадлежит. Похитили. Надругались. Использовали.

Мужчина качает головой, без попытки прогнать прочь неприятные мысли. Смертная. Его важное задание. Слишком уязвимая. Слишком слабая, надеющаяся на помощь.

— Саша… — его тихий шепот потонул в поднявшемся ветре. Сидящий рядом воин ничего не услышал.

Самаэль вспоминает полные боли и ужаса глаза девушки. Он не хочет, но все равно представляет, как потухает в них огонь ее жизни, как медленно — по крупице — она теряет саму себя. Уже не та, что раньше. Без жизнерадостной улыбки. Без длинных, порой непонятных историй. Без любви к сладкому и к людям, которые стали близки. Без боли из-за потери лучшего друга. Без мечты о светлом и прекрасном будущем. Без попыток поведать ему о чем-то новом, показать мир и все, чего он так долго сторонился, показать, что люди все еще могут его удивлять.

Крылья за спиной Самаэля резко раскрылись, принося за собой треск поломанных веток. Воин выпрямился и взлетел, завладевая вниманием своих братьев. Остался один путь.

— Отправляемся в город.

Решение безрассудное и необдуманное, но ничего лучше на ум не приходит. Он помнит о том, как монстры притащили Александре какие-то вещи из города. Помнит, потому что девушка долго рассуждала вслух и не могла понять, как существам это удалось. Самаэль собирается все выяснить. А позже он обязательно расскажет обо всем Куприяновой. Если она вновь станет той, кому интересны все эти глупости.

***

На поляне перед домом никого нет. Отсутствуют любые признаки жизни, даже привычные лесные звуки пропали. Мадлен чувствует себя в вакууме, отрезанной от мира. Но она не оборачивается, не идет обратно за сопровождающими его созданиями. Не проводит их сквозь этот непонятный барьер. Она забыла. Все мысли. Весь план. Все вылетело из головы. Она может лишь стоять и смотреть на раскинувшуюся перед глазами картину. Неужели она добралась?

Сделать первый шаг оказывается невероятно трудно. Мадлен не отводит глаз от одного единственного окна на первом этаже, в котором различает едва уловимый свет. И этот неясный огонек, как огромный маяк для корабля, вынуждает ее двинуться вперед.

Земля абсолютно чиста, нет никаких препятствий, но женщина все равно двигается осторожно, будто многотонный лайнер преодолевает опасные рифы. Перед крыльцом она замирает. Во рту отчего-то пересыхает. Руки начинают подрагивать, и сердце ухает в груди с такой силой, что кажется и в дверь стучаться не надо — ее и так прекрасно слышно.

Женщина поднимается по ступенькам, мысленно отсчитывая их количество, и снова тормозит, уткнувшись носом в гладкую поверхность двери.

Мадлен не представляет, что делать дальше. Постучаться? Или, может, просто войти? Отроют ли ей дверь? И не будет ли это выглядеть слишком подозрительно? А, может, стоить забраться через окно? Или обойти дом и найти черный ход? Устроить сюрприз. Но кому? Александра не ждет ее прихода, она, скорее всего, не обрадуется ее появлению, так как их первая и последняя встреча прошла не совсем нормально. Вряд ли девушке захочется получить такой подарок.

Размышления о дальнейшем шаге прерывает громкий грохот и высокий крик, доносящийся из-за двери. Не мешкая, женщина дергает дверь на себя и застывает на пороге, глядя на Александру, стоящую на широкой лестнице, и на лежащий у ее ног железный поднос.

Куприянова поднимает глаза на Мадлен, и секундное замешательство читается в ее взгляде, будто она видит ее впервые. Удивление вперемешку с непониманием проскальзывают на ее лице. Девушка делает шаг вперед, спускаясь ниже на одну ступень, наступая на разлетевшиеся после падения осколки.

— Ты?

Ее шепот наполнен одновременно отчаянием и облегчением. На считанные секунды Куприянова умудряется проскользнуть на поверхность своего сознания. Появление Мадлен она никак не ожидала, как и Альфред Манн со своей женой.

Их замешательство позволяет девушке взять вверх над собственным телом, но ее хватает лишь на этот глупый вопрос. После ее тут же подавляют, отодвигая на задний план. Элизабет Манн улыбается гостье.

— Рада увидеть тебя снова, Ма, — Элизабет выуживает из закромов своей памяти прозвище женщины, которая почти заменила ей мать. — …Мадлен.

Супруга некроманта легко справляется со злостью, что вызывает появление одного из существ. Она в курсе, кто убил ее. Именно её бывшая гувернантка и одна из первых экспериментов послужила причиной смерти ее любимого. Но она не собирается показывать Мадлен свою осведомленность. Если она будет продолжать и дальше считать ее Александрой, то ничто не помешает в будущем использовать ее в своих целях.