В 1927 году много говорилось о долгожданном начале строительства ладожского водопровода для Ленинграда. О его необходимости речь шла уже давно, и каждый раз что-то мешало реализации проекта.

«На Неве началось сооружение новых водопроводных фильтров, – сообщалось в апреле 1927 года в „Ленинградской правде“. – Раньше их предполагалось поставить у истоков Невы, вблизи Ладожского озера. Инженер Ковров выяснил, что ладожскую воду можно очищать и в Ленинграде, причем в этом случае постройка водопровода обойдется гораздо дешевле. Впредь до осуществления ладожского водопровода в полном объеме, то есть до прокладки водоходов, новые фильтры будут пропускать невскую воду. Мощность новых фильтров будет значительно больше, чем у ныне существующих. Они будут подавать в день до 30 миллионов ведер воды, то есть в полтора раза больше, чем теперь. Тотчас после окончания устройства фильтров будет приступлено к прокладке труб к Ладожскому озеру». Правда, и на сей раз ладожский водопровод остался на бумаге…

В 1925 годах на бывших землях генерала Гернгросса в Кингисеппском районе Ленинградской области осела группа эстонских коммунистов-политэмигрантов, бежавших из Эстонии после неудачной попытки вооруженного восстания, произведенной 1 декабря 1924 года.

Разжечь пламя мировой революции в Эстонии им не удалось, хотя мятеж готовился довольно долго и осуществлялся по заранее разработанному плану. Верные правительству войска подавили мятеж, после чего, что вполне естественно, участники антиправительственного путча подверглись жестким преследованиям.

Некоторые мятежники, а также те, кто им помогал, и теперь, после разгрома мятежа, опасаясь репрессий, сумели перебраться в Советскую Россию. Недалеко от советско-эстонской границы, возле существующей и сегодня деревни с красивым названием Онстопель, десять семей эстонских коммунистов-политэмигрантов (всего около сорока человек) организовали сельскохозяйственную артель, назвав ее именем одного из руководителей неудавшегося мятежа, погибшего на баррикадах, – коммуниста Вальтера Клейна. Председателем артели стал сподвижник Вальтера Клейна – коммунист Григорьев.

Сельхозартель имени Вальтера Клейна являлась одним из 316 коллективных хозяйств, действовавших на территории Ленинградской области к началу 1928 года. В это число входило 220 сельхозартелей, 54 коммуны и 42 товарищества по общественной обработке земли.

Артель эстонских коммунистов получила в Кингисеппском районе 100 гектаров земли, правда, из них только 72 гектара представляли собой пахотные пространства. «Однако и из этого небольшого участка земли, растившей на соседних крестьянских участках осоку (признак тощей почвы) и загруженной камнем, артель смогла выжать максимум плодов», – говорилось в специальной публикации «Ленинградской правды» в июле 1928 года, посвященной артели имени Вальтера Клейна. На городской рынок артель поставляла ячменную перловую крупу, разделанную на собственной мельнице, и молоко от собственного стада. Все остальные взращенные дары природы шли на питание артели.

Жили в артели по коммунистическим принципам. К примеру, не делали различия между трудом взрослого и подростка. «Счетоводство у нас вести очень просто, – объяснял секретарь правления. – Квалификации не разбираем. Петров или Сидоров, плотник или механик – от каждого по способностям и каждому плата один рубль в день. Рубль за человеко-день – это лишь мерка труда. На руки колхозники, как правило, получают продукты хозяйства – хлеб, молоко, масло, мясо и овощи. За квартиры, светлые, самими отремонтированные и покрашенные, причем каждым – на свой вкус, платить не надо».

За работу в правлении ни председатель, ни секретарь, ни члены правления денег не получали. «Это сделано для того, чтобы не было никакой зависти и распрей», – объяснял секретарь правления.

Рабочий день в артели начинался в семь часов утра, причем на работу артельщики-эмигранты выходили без всякого сигнала. «Не любим сигналов, – объясняли они. – Это слишком по-рабски». Трудовая вахта начиналась общим кратким собранием в мастерской или во дворе. Председатель артели оглашал план, ставил задачи, и уже через пять минут каждый был на своем рабочем месте.

Беспрекословная дисциплина и порядок в артели держались, главным образом, на общем уважении к председателю артели Григорьеву. Он пользовался особым авторитетом и был мастером на все руки – кузнецом, токарем, слесарем, механиком.

Большинство членов артели – бывшие рабочие-металлисты, поэтому они, работая теперь на земле, сохранили профессиональную любовь к металлу, к технике, к машине. К началу 1928 году артель имела в своем распоряжении единственный трактор, но его оказалось вполне достаточно для обработки земли. С его помощью один гектар засеивался и возделывался всего за один час.

Эстонцы-артельщики были людьми экономными и рачительными. Кроме трактора, в хозяйстве держали две лошади, и такое положение вещей оправдывали следующим расчетом: не будь трактора, лошадей бы потребовалось двенадцать. При этом годовое содержание лошади обходится в 400 рублей, а содержание лошадей, заменяющих трактор, обошлось бы в сумму около 5 тысяч рублей. В то же время трактор с запасными частями, горючим и смазочным материалом стоил 1156 рублей.

На начало 1928 года артель имела закрепленного в инвентаре собственного капитала 11 тысяч рублей. Кроме того, еще 4 тысячи рублей лежали на текущем счету на «черный день».

«Хозяйство артели представляет собой маленький заводской комбинат, – говорилось в „Ленинградской правде“. – Две маленьких турбинки вертят мельничные жернова и „собственной товарища Григорьева конструкции“ перловый постав. Они дают энергию в кузницу, в механическую мастерскую, в водокачку (проведена канализация) и освещают электрическим светом не только помещения и улицы колхоза, но и соседнюю деревушку и сельскую школу».

Вообще, в артели прилагали много усилий к тому, чтобы перевести ручной труд на механизированный. Как подчеркивал корреспондент «Ленинградской правды»: «Сейчас артельщики заняты устройством большой тракторной телеги и мечтают о сконструировании такого тракторного агрегата, который обработал бы зерновую культуру на поле от жатвы до молотьбы и до сортировки зерна включительно».

Местные крестьяне с большим уважением относились к артели эстонских политэмигрантов, шли сюда со всякими своими нуждами. Одним словом, артель имени Вальтера Клейна стала одним из очагов цивилизации в Кингисеппском районе, на который равнялись крестьяне окрестных сел и деревень. «Люди с железными мускулами и любовью к машине, – резюмировал корреспондент „Ленинградской правды“, – под кузнечный перезвон и рокот мотора обновляют тощие, с осокой, поля, питают их живительными соками и заряжают своей энергией окружающие деревни».

Бывая в Прибалтике или Финляндии, сразу же обращаешь внимание на то, как популярно там ведение хуторского хозяйства. При этом традиционно считается, что российскому крестьянству такая форма жизни и быта не свойственна. Тем не менее, исторические факты говорят об обратном, и пример Петербургской, а затем Ленинградской губернии и области весьма показателен.