Как известно, выход крестьян из сельской общины на хутора и отруба был провозглашен одним из направлений аграрной реформы, начатой премьер-министром П.А. Столыпиным в 1906 году. Хотя, если углубиться в историю, то первые попытки устройства «крестьянских хуторов» предпринимались еще в конце XVIII века в Московской губернии.

Своей главной задачей Столыпин считал создание мелких личных хозяйств как фундамента государства. Он прямо говорил в Государственной думе, что «для переустройства нашего царства нужен крепкий личный собственник». Основными рычагами проведения реформы стали работы по землеустройству, деятельность Крестьянского поземельного банка и переселенческая политика правительства.

Считается, что после смерти Столыпина в 1911 года все его начинания намеренно «забыли», а сразу после революции был взят курс исключительно на создание коллективных хозяйств. Ни первое, ни второе утверждения в корне не верны.

Несмотря на гибель премьера-реформатора в 1911 году, аграрную реформу продолжили его последователи. Одним из них был русский и датский государственный деятель Андрей Андреевич (Карл Андреас) Кофод. С ноября 1905 года он занимал должность чиновника особых поручений при главноуправляющем землеустройством и земледелием, в этом качестве с 1906 года принимал участие в подготовке, пропаганде и проведении столыпинской аграрной реформы.

Брошюру Кофода «Хуторское расселение» (1907 г.), в которой в популярной форме излагались аграрные проекты правительства, издали полумиллионным тиражом и широко распространили по всей стране. Земельное ведомство использовало ее как пособие для землеустроителей на местах. Одним из первых в России А.А. Кофода наградили знаком отличия за труды по землеустройству.

Признанием значения столыпинской аграрной реформы являются ее высокие оценки крупными зарубежными специалистами того времени. К примеру, немецкие специалисты, побывавшие в России в 1912–1913 годах, сходились во мнении, что в случае продолжения землеустроительной реформы еще в течение десяти – двадцати лет Россия превратилась бы в сильнейшее государство в Европе. Однако еще более поразительное признание сделал Кофоду один старый большевик уже через несколько лет после революции: «Вот, если бы Вам, Андрей Андреевич, удалось продолжить свою работу еще лет на восемь – десять, то наше дело не вышло бы, никакой революции не было бы»…

Фактически аграрная реформа, начатая Столыпиным, продолжалась на протяжении всех 1920-х годов, вплоть до 1929 года, когда власти взяли курс на сплошную коллективизацию. Кстати, упомянутый выше А.А. Кофод с середины 1920-х годов снова трудился в России – теперь уже как атташе датского посольства по сельскому хозяйству. Его деятельность оказалась востребованной. Кофод продолжал вести свою линию, консультируя Чаянова и других крестьянских экономистов, занимался академической работой по теме землеустройства.

Осмотр премьер-министром П.А. Столыпиным хуторских хозяйств (в Подмосковье), август 1910 года. Фото из Государственного исторического музея (Москва)

Начало 1920-х годов подарило крестьянству реальную надежду на лучшее будущее. После кровопролитной и опустошительной Гражданской войны власти объявили НЭП, знаменовавший возвращение к рыночным отношениям в деревне. Как известно, он начался с замены продразверстки продналогом. Разрешалась частная торговля, заменившая натуральный обмен. В сфере производства промышленных товаров допускалось частное предпринимательство, в связи с чем была проведена денационализация мелких и части средних предприятий. Разрешалась аренда земли и наем рабочей силы.

Как отмечают исследователи, особое значение имел Земельный кодекс РСФСР, принятый в 1922 году. Одной из его составных частей был Закон РСФСР о трудовом землепользовании, в котором крестьяне увидели гарантию стабильности их хозяйственной деятельности. Именно тогда в Ленинградской губернии начался массовый выход из общин на индивидуальные отруба и хутора.

Вот лишь несколько цифр. До революции на территории Петербургской губернии насчитывалось более 40 тысяч хуторов и отрубов, а уже в 1924 году в Ленинградской губернии их насчитывалось почти 50 тысяч. Так, в 1922 году из общин вышло 3700 хозяйств, в 1923 году – 3800, в 1924 году (по неполным данным) – 2127.

Краевед Юрий Иосифович Петров, который уже давно занимается изучением хозяйственной жизни нашего региона в первой половине ХХ века, считает, что тогда, в 1920-х годах, российское крестьянство имело все шансы стать по-настоящему зажиточными. Увы, реализовать этот шанс было не суждено…

Об истории хуторских хозяйств 1920-х годов Юрий Петров рассказывает на примере деревни Волгово нынешнего Волосовского района. В 1924 году при разделе земель сельского общества деревни Волгово были выделены отрубные и хуторские участки. Одним из тех, кто переехал из деревни на хутор, стал Николай Иванович Яшкин, потомки его и сегодня живут в Волгово. Он основал хутор в трех километрах от родной деревни, здесь жил и занимался хозяйством. Трудились только члены семьи – наемных работников не брали. Хутор насчитывал шесть десятин земли (десятина – чуть больше гектара).

Как подчеркивает Юрий Петров, неправильно считать, что хутора на территории Петербургской губернии были популярны только у финнов и эстонцев, склонных к индивидуальному способу ведения хозяйства. Нет, на самом деле, на хутора и отруба выходило немало русских семей, они ничуть не хуже финнов и эстонцев вели сельское хозяйство.

Что же подвигало переселяться из деревни на отдельный хутор? По-видимому, один из самых главных факторов – наглядный опыт хуторских хозяйств, находившихся рядом еще с дореволюционных времен. Сельская смекалка подсказывала, что вести хозяйство так выгоднее. Жили там зажиточнее, чем в деревнях. И скотина на хуторе находилась под рукой. Корова тут всегда была сытой – ведь она постоянно рядом. В общинном стаде за коровой не ухаживали так, как на хуторе. И молока корова на хуторе давала гораздо больше, нежели в общинном стаде. Даже пьянства на хуторах было гораздо меньше, чем в деревне.

Три поколения Яшкиных на месте бывшего хутора близ деревни Волгово: Мария Николаевна, ее сын и правнук. Слева – краевед Юрий Петров. Фото 5 сентября 2010 года

Хутор Яшкина близ деревни Волгово был среднего достатка, рядом располагались и более зажиточные. Самый большой из них принадлежал Трумму – бывшему студенту петербургского Горного института, который в начале 1910-х годов решил не заканчивать вуз, а купил здесь большой участок земли и занялся устройством хутора. Что подтолкнуло его к этому решению – доподлинно неизвестно. Возможно, поучившись, он понял, что тяга к работе на земле для него сильнее учебы. А вот почему он выбрал именно эти места – можно предположить. Немалую роль, очевидно, сыграло то, что Трумм был эстонцем, а в нынешнем Волосовском районе в ту пору жило много выходцев из Эстляндии. Не исключено, что Трумма позвал в Волгово какой-нибудь знакомый эстонец-хуторянин.