– Я в порядке, – настаиваю я, улыбаясь.

– И все хорошо между Пайлотом и тобой?

– Ага, мы поговорили. Все будет хорошо.

– Что это значит? Он расстается с Эми? – она вытаскивает салфетку из автомата и промакивает ею помаду.

Я сглатываю.

– Не знаю, но обещаю, что расскажу тебе, когда смогу.

Она чмокает губами, встречается со мной взглядом в зеркале и кивает.

– Хорошо.

На пути обратно к столику она рассказывает, как Сэйра наорала на нашего официанта и мы получили обед бесплатно, потому что я чуть не подавилась чем-то в еде, и меня вырвало.

* * *

Общее настроение группы заметно приподнимается теперь, когда Пайлот не так отвлекается, а я не хандрю, словно получила уголек на Рождество. Пайлот снова берется за роль человека-карты и ведет нас по Риму. Я распускаю волосы, и они падают на плечи. Достаю мой маленький суперстарый цифровой фотоаппарат и начинаю делать фотографии. Я смеюсь и общаюсь с Бейб и Сэйрой. Я чувствую себя в тысячу раз лучше.

Когда мы заходим в Пантеон, Пайлот резко останавливается у порога и раскидывает руки в стороны.

– Стойте! Ребята, – мы все резко останавливаемся. – Помните, как Роберт Лэнгдон приходил сюда в «Коде да Винчи?» – объявляет он с преувеличенным энтузиазмом.

Сэйра воспринимает это серьезно.

– Я её не читала.

– Неа, – говорит Бейб, отправляясь вслед за Сэйрой, чтобы исследовать одну из ниш у стены.

Я сжимаю губы в полосочку, пытаясь не улыбаться.

– Хаха, – бормочу я. Он проказливо смотрит на меня, и мое сердце прыгает. А потом он идет к одной из ниш.

* * *

В воскресенье мы возвращаемся в Ватикан. Я первой вырываюсь на балкон на вершине бесконечных ступеней. Отыскав свободное место, я хватаюсь за перила и подхожу к ним настолько близко, насколько могу.

Пайлот подходит справа.

– Это самое крутое место, на которое мы взбирались.

– Согласна, это точно мое любимое, – я улыбаюсь морю красных крыш.

Через мгновение масса моих волос сдвигается. Я поворачиваюсь и вижу, что Пайлот заправляет мне их за ухо. Его лицо так близко. В груди болит, когда я отстраняюсь, глядя ему в глаза.

– Пайлот, что ты делаешь? – спрашиваю я.

– Не знаю, – он сглатывает. – Я не видел твоего лица. Прости, это было не специально, – бормочет он.

Я встречаюсь с ним взглядом.

– Эй, Пайз.

На его лице незнакомая неуверенность.

– Я не хочу, чтобы это снова происходило, пока ты не расстанешься с прошлой Эми. Если мы хотим это попробовать, я хочу попробовать по натуральному. «Почему я только что сказала по-натуральному?»

Пайлот кивает. Теперь он выглядит серьезно.

– Прости, – выдыхает он и, проведя рукой по лицу, уходит.

Пайлот держится подальше весь остаток путешествия.

Мы приехали домой двадцать минут назад. Я сижу с Сойером в пустой кухне квартиры номер три, редактирую парочку фотографий и настраиваю себя на написание поста о Риме.

Я открываю Gmail и вижу четыре пропущенных сообщения от мамы и папы, каждое еще более паническое, чем предыдущее. Я не проверяла почту с того самого дня, как «попала сюда». Это так странно. Я быстро отвечаю, вхожу в скайп, плачу десять долларов за минуты настоящего телефона и набираю домашний номер в Нью-Йорке. Мама берет трубку. Мама, шесть лет назад.

Все это кажется каким-то нереальным. Она говорит о моих младших кузенах, все еще учащихся в средней школе. Она говорит мне, как волновалась, потому что я ничего не выставляла на Facebook и не отвечала днями на почту. Я рассказываю ей о Риме. Она поражена и хочет услышать больше деталей. Разговаривать с ней так легко и привычно. Когда мы кладем трубки час спустя, мои глаза остекленели. Мы стояли на такой зыбкой почве последние пару лет. Я потеряла желание делиться с ней чем-то, помимо поверхностных деталей моей жизни. Я люблю маму, но я испытывала необходимость отойти в сторону во время обучения в медицинском колледже и так и не сделала шаг вперед.

Я работаю над постом о Риме, когда на кухню заходит Пайлот. Я смотрю на время: 23:30. Он выжидающе смотрит на меня. Я вытаскиваю старые белые наушники от iPod из ушей, и они падают на стол.

– Привет!

– Привет, мы можем поговорить? Ты голодная? По шаурме? – быстро перечисляет он. Его лицо светится после последних слов. Он переступает с ноги на ногу. Я изумленно закрываю свой ноутбук.

– Пишешь? – спрашивает он.

Чрезвычайно осторожно, я горизонтально поднимаюсь со стула и встаю.

– Ага, я решила, что напишу что-то в свой блог. Я ленилась.

Он осуждающе щелкает языком.

– Ты не можешь заставлять читателей Французского Арбуза ждать, Шейн.

Я беру сумочку и куртку, ухмыляясь при упоминании моего блога.

– Итак, шаурма?

– Расслабься, Шейн, мы купим твою драгоценную шаурму.

Я смеюсь и выхожу вслед за ним за дверь.

* * *

В это время в Кенсингтоне уже закрыто почти все, поэтому кажется, словно весь тротуар лишь для нас двоих, когда мы бредем по узкой улице с красивыми белыми зданиями. Я нетерпеливо жду, когда Пайлот заговорит о том, о чем хотел поговорить. После четырех минут тишины я слегка толкаю его локтем.

– О чем ты хотел поговорить? – спрашиваю я.

Он пробегает рукой по волосам, засовывает руки в карманы, вздыхает, словно собирается заговорить, не говорит и снова пробегает рукой по волосам.

– Таинственно, – дразню я.

Он нервно смеется, но мы продолжаем идти молча. Мы с Лондоном ждем, затаив дыхание еще 180 секунд.

Вдруг внезапно у него вырывается.

– Я это сделаю.

Я искоса гляжу на него.

– Сделаешь что? – осторожно спрашиваю я.

– Я порвусэми.

– Ты собираешься?.. – он смешал все слова, но основное я поняла.

В действительности он может этого не сделать. Не давай надежде воспарить.

Давайте будем реалистами, мою надежду нельзя остановить. Она пульсирует во мне, словно поток адреналина. Она бежит, и прыгает, и кружится на улице. Мне удается сохранить нейтральное выражение лица.

– Я разорву отношения с Эми, – говорит он яснее.

Я коротко вздыхаю.

– Неужели?

– Да.

Мы дошли до перекрестка. Зажигается знак для пешеходов, мы проходим налево и продолжаем идти вперед.