Карл посмотрел на майордома, что сидел чуть в стороне, скромно не вступая в разговор, пока его не спросят.

– А ты что скажешь?

– Я как раз собрался, ваше величество, высказать приблизительно схожую с монсеньором Бернаром точку зрения, но исходя совсем из других соображений, – сказал дю Ратье.

– Дело здесь не в соображениях, а в существе вопроса, – даже при том, что дю Ратье поддержал Бернара, королевский дядюшка традиционно недолюбливал майордома, и потому непременно старался поворчать при каждом его выступлении, согласном или не согласном.

– Тем не менее я думаю, что мои соображения заинтересуют короля, – настаивал на своем дю Ратье. – Они основываются на донесениях осведомителей. И потому я хотел бы, ваше величество, чтобы с ними были ознакомлены все, вплоть до зачинщиков турнира.

– Ты выскажи свои соображения, дю Ратье. А потом мы решим, кого следует с ними знакомить, – решил Карл, понимая, что время уже позднее. – Наши зачинщики сейчас отдыхают и набираются сил. Не стоит их беспокоить по пустякам.

– Я повторяю, мои осведомители сейчас снуют везде, где только возможно услышать разговоры о возможности установления добрых отношений между франками и саксами или, наоборот, о возможности помешать установлению этих отношений. И если в начале турнира все разговоры сводились к точке зрения, которую поддерживают эделинги Кнесслер и Аббио, более того, часто упоминалось и имя Видукинда, как сторонника мира, хотя последний и не присутствует на турнире, то сейчас появилось много недовольных действиями эделингов.

– Недовольных? – переспросил король. – Ты хочешь сказать, что простым саксам не слишком понравилось, что я стал покупать пропитание для армии у Кнесслера, вместо того, чтобы забирать его бесплатно у крестьян?

– Да, ваше величество. Примерно так и обстоит дело. Находятся люди, которые обвиняют Кнесслера в желании обогатиться и забрать себе больше власти, чем он может проглотить. Много и других недовольных. И я связываю это с авторитетом, который приобретает на турнире герцог Трафальбрасс. Сам Аббио рассказывает, что у Сигурда появилось такое большое количество поклонников среди рыцарской молодежи саксов, что это не может не вызвать удивления. Мессир Аббио предполагает, что отдельными эделингами, ориентированными на союз с Данией, ведется работа по срыву всех возможных переговоров, и потому умышленно превозносится Сигурд. Насколько я знаю, и Кнесслер обеспокоен этим же. Он даже специально отрядил вооруженных людей из местных жителей в охрану всех ближайших дорог от провокаций, направленных на срыв турнира и возможных после него договоренностей.

– Это все?

– Нет, ваше величество. Помимо этого я располагаю сведениями, что неспокойно на юго-восточной границе. Оживились лютичи, которые тоже дружат с Готфридом. Он помогал им и сорбам в войне против Годослава. Нынешней зимой Годослав совершил стремительный поход по землям лютичей и нанес им несколько сокрушительных поражений. Кажется, он умудрился дать семь сражений за шесть дней и все выиграл[47]. Сейчас лютичи хотят воспользоваться сложным положением Годослава и захватить часть его земель по Лабе. Собирают дружины и покупают наемников в Дании, Норвегии, Швеции и в Аварском каганате, и им финансово помогает Дания.

– Бедный Годослав… – король слегка зевнул. – Со всех сторон на него сыплются неприятности. Мало того, что мы к границе подошли, еще и Готфрид желает что-то ухватить, а тут и лютичи ножи точат! Но давайте выясним сначала один вопрос, и только потом вернемся к лютичам. А к ним мы обязательно вернемся. Так что же с Сигурдом? И какое он имеет отношение к этим славянам?

– Если наши рыцари не проучат его или откажутся с ним драться, несравненно возрастет авторитет датчан, ваше величество, и это может скверно отразиться на нашей внутренней политике в Саксонии, – сделал дю Ратье резюме.

– Слышишь, Оливье? – Карл по-прежнему поигрывал плеткой. – Таким образом, наш турнир перерастает в серьезное политическое мероприятие. Надеюсь, ты не будешь настаивать на продолжении войны в Саксонии только потому, что этот негодяй отвратительно себя ведет?

– Ваше величество, господин дю Ратье располагает теми данными осведомителей, которые были у него до проведения ордалии. Но я могу предположить, что результат Божьего суда существенно изменит положение вещей, и от Сигурда отвернутся самые верные его приспешники из среды саксов.

– Это только предположение, – тут же возразил дю Ратье. – Мы же должны опираться не на предположения, а на факты, которые имеем. Если завтра утром у меня будут другие данные, я буду готов согласиться с доводами уважаемого графа. Но пока об этом говорить рано.

Граф в ответ только развел руками. Его аргументы высокого рыцаря оказались бессильны перед прозой политической целесообразности. Впрочем, против политической целесообразности граф Оливье тоже не протестовал, потому что понимал отлично – турнир и был организован с учетом политического воздействия, а его возвращение из плена оказалось удачным предлогом, которым король не преминул с успехом воспользоваться. Не будь этого возвращения, нашелся бы другой предлог. Не нашелся бы сам, его стоило придумать. Это граф Оливье понимал прекрасно.

– А что касается рыцарей, – продолжил Карл, – то я согласен с шевалье дю Ратье. Надо пригласить нашу славную пятерку и поставить перед фактом – они должны не просто побить Сигурда, но сделать это показательно! Пусть стражники пригласят рыцарей!

Королевский дядя передал приказание Карла офицеру стражи, а сам Карл попросил шевалье дю Ратье пересесть поближе.

– Ты, майордом, сильно печешься о Годославе, но почему-то пропускаешь мимо уха очевидную направленность действий против нас.

– Как, ваше величество? – не понял майордом.

– Очень просто. Если лютичи вместе с сорбами сумеют собрать достаточно сил, если они наберут достаточное количество наемников, если саксы останутся по-прежнему ненадежными, то мы, углубившись в земли бодричей, в которые к тому времени уже войдет Готфрид, будем иметь войну на четыре фронта. С севера нам будут противостоять даны, с востока собственно бодричи, с юга разрежут наши коммуникации лютичи, с запада ударом в спину нам будет постоянно угрожать Саксония, да и вагры во главе с князем Бравлином немедленно поднимут голову, чтобы вернуть потерянное за последние годы. Или я чего-то не понимаю?

– Но я об этом и говорил, ваше величество, – попытался оправдаться дю Ратье.

– Не совсем об этом… – не согласился король. – А должен был говорить только об этом. Потому что положение становится настолько серьезным, что его нельзя пускать на самотек. И первым нашим противошагом должно быть устранение Сигурда и поднятие авторитета франкского оружия. Причем произойти все должно так красиво и эффектно, чтобы вызвать восхищение публики. Датское оружие непременно должно быть завтра унижено! Не просто побеждено, а именно унижено… Нам настоятельно необходимо продемонстрировать это местным саксам…