– Зачем?! Себя, своих близких, свою девушку, наконец? И не желаете ей добра из-за каких-то, поверьте, никому не нужных принципов. Я не понимаю вас.

– А я это понял еще во время нашего первого разговора. Ничего удивительного. Пугать вы умеете, в этом я уже убедился…

– Я бы на вашем месте, Юрий Петрович, постарался не оставлять Стеллу одну. Вот она сейчас отдыхает, а дверь-то в вашей квартире – тьфу! Ткни ногой – и развалится. И сигнализации никакой. И замки – из каменного века. Но вы же человек принципов? – В голосе «доброжелателя» уже откровенно слышалась насмешка. – Вы же не оставите службу и не кинетесь домой? Защищать свою даму кулаками…

– Вы знаете, когда человека все время пугают, он перестает бояться. Какова ваша цель? Или, точнее, сколько времени вы еще намерены меня пугать?

– Да не пугаем мы вас, а просто предупреждаем. Если хотите, по-дружески. До поры до времени. Но учтите, наше терпение на пределе.

– Ну хорошо, допустим, вы одного, или одну, изуродуете, кого-то убьете, с вас станется, а дальше-то что? Выведу я вас на чистую воду и сядете вы как миленький, несмотря на все ваши угрозы.

– Но ведь и вы не бессмертны.

– Верно, все под Богом ходим. Кроме вас.

– Это почему ж для меня такое исключение?

– А потому что вы еще и под следствием походите. Если я правильно понимаю ваши опасения. Ведь в противном случае вы не стали бы мне угрожать. Да еще столь изощренно.

– Ну ладно, наш разговор, Юрий Петрович, становится каким-то односторонним. Это неинтересно. Действительно, похоже на болтовню. Я прерываю его. Даю вам последний срок. Позвоню завтра. Если вы не примете нужного нам решения, мы начинаем действовать, и уж тогда не обессудьте… – И тут же раздались короткие гудки отбоя.

Гордеев устало положил трубку и вытер обильный пот со лба. Вадим смотрел настороженно и даже испуганно.

– Плохой разговор? – спросил наконец.

– А ты сам послушай. Я его записал. – И Гордеев включил перемотку. – У тебя там, – кивнул он за занавеску, – кто-нибудь есть?

– Никого, – мотнул головой Райский.

– Тогда, пока ты слушаешь, я сделаю один срочный звонок.

Юрий зашел в кабинку Райского и набрал номер Дениса.

– Мне нужно тебя срочно увидеть.

– Приезжай, я жду. Что, снова «доброжелатель»?

– Он самый. Я записал.

– Очень хорошо. Привози. А другие новости?

– Сейчас узнаю.

– Ну жду…

Разговор, записанный на пленку, закончился. Райский сидел, облокотившись на стол, и лицо его было мрачным.

– Что скажешь? – спросил Гордеев.

– Тебе начали угрожать…

– Вот именно.

– И давно?

– Со вчерашнего дня.

Гордеев коротко ввел Вадима в курс своих встреч и переделок. Райский заметно переживал. И, видимо, не только из-за приличного гонорара, на который рассчитывал, но еще и потому, что угрозы касались здоровья и жизни товарища. А что такие угрозы совсем не пустой звук, уж это-то Вадим знал получше многих…

– Что будешь делать? – спросил он и тут же поправился: – Что мы будем делать?

– Продолжать начатую работу, – как о само собой разумеющемся заметил Гордеев. – Их угрозы лишь подтверждают, что мы с тобой, Вадим, на верном пути. Что дал Новосибирск?

– Я шел к тебе с этим. Вот смотри, – он протянул лист бумаги из факса, на котором был изображен фоторобот женщины. – Они там сработали оперативно. Конечно, пришлось пообещать свою помощь в раскрытии убийства Котова.

– Нет возражений… Ты сказал – убийства?

– Вот наконец-то! – Райский торжествующе поднял указательный палец. – А я уж решил, что ты не обратишь внимания! Именно убийства, Юра! Я позвонил в Новосибирск в семь утра…

– Так рано?

– Семь плюс четыре – одиннадцать. А позже там уже никого в кабинетах не застанешь. Короче, Котов держал пистолет в правой руке. Ты оказался прав.

– Можешь мне не верить, – улыбнулся Гордеев, – но я этого и ожидал.

– Еще короче. Ты, я вижу, торопишься? Твое мнение я передал новосибирским ребятам. Ну и пообещал, если что… сам понимаешь. А за это они мне максимально быстро организовали фоторобот мадам Свинаренко. Той, что выдавала себя за вдову стоматолога. Кстати, с помощью проводника вагона и водителя такси им удалось даже отыскать старушку, которая ехала в поезде с этой дамой. Она тоже дала подробное описание попутчицы и молодого человека, бывшего сослуживца ее сына, и сообщила, что сама и познакомила убитого с Натальей Михайловной Свинаренко. Это точно. Но я тут что-то недопонимаю.

– Ничего странного, Котов и твоя Свинаренко вполне могли не знать друг друга лично. А описание киллера она получила от подлинного «заказчика» убийства, то самое, которое передала затем следователю. Он же ее не знал точно. Иначе бы не видать нам больше этой свидетельницы. Но почему бы ей не ехать именно с целью убрать киллера, который так благополучно сбежал от правосудия. Или ему специально помогли. Ну а дальше дело техники.

– Послушай, Юра, – вдруг снова насторожился Райский. – У меня складывается ощущение, что ты знаешь что-то важное, но мне не сообщаешь по непонятной причине. Это от недоверия?

– Чудак ты, Вадим! – засмеялся Гордеев. – Ты ж сам только что добыл превосходные факты, которые, правда, еще нуждаются в проверке специалистов. Но за этим дело не станет, уверяю тебя. Впрочем, если ты хочешь очередную версию, получай.

Гордеев достал из кармана желтый пакет, вынул из него фотографии и ту, на которой были изображены хозяйка «Синей саламандры» и ее подруга, положил перед Вадимом:

– Смотри внимательно. Сравни с фотороботом.

Райский стал разглядывать снимок, потом перевел взгляд на фоторобот, вернулся опять к снимку. Глаза его забегали. Наконец он шумно выдохнул и ткнул пальцем в подругу:

– Очень похожа на нее. Правда, цвет волос другой. А форма лица, носа, подбородка… Ты это хотел мне сказать?

– Молодец. Эта женщина зовется Кирой Бойко. Она супруга Невежина, а также любовница его друга, господина Поташева. В прошлом актриса погорелого театра. Но с амбициями и без всяких принципов. Хорош портрет?

– Ты уже с ней разговаривал?

– Пока не удостоен. Но теперь, полагаю, не задержится. Ладно, все это, а также кассету с записью я забираю с собой. Позже позвоню. – И уже на выходе поинтересовался: – А что у тебя с тем майором?

– Выясняю, Юра. Ты же знаешь, что у них каждый грамм правды отдается с трудом. Стараюсь.

– Валяй старайся! А я поехал в «Глорию».

– Кто начинает? – спросил Денис, когда Гордеев уселся в кресло напротив директора агентства, и с шумом выдул стакан ледяной минералки.