Она выругалась вполголоса, сквозь зубы, потом еще раз – такгрязно, как только могла. Ненависть просто-таки разрывала сердце, ФаинеПавловне пришлось зажать его руками, чтобы утихомирить боль. На миг показалось,что если бы кто-то всемогущий появился сейчас перед ней и предложил отдатьжизнь за то, чтобы «ночной гость» испытал те же мучения, через которые толькочто прошла она, Фаина Павловна согласилась бы, – однако она тут жепренебрежительно усмехнулась и пожатием плеч отогнала от себя все эти глупости.

Ничего! Есть другие способы его достать!

Придерживаясь за стену, она сделала шаг, затем другой. Втуфлях противно захлюпало, и Фаина Павловна снова люто скрежетнула зубами. Еслиее кто-нибудь сейчас увидит… Эта старая дура Лавочкина из первой квартиры имеетпривычку чуть не до утра сидеть у окна, под прикрытием своих красных гераней,пялясь во двор бессонными восьмидесятилетними глазами. Может быть, она дажевидела, как на Фаину Павловну напали. Хотя нет – в таком случае уже минимумполовина милицейских сил города сновала бы по двору, ибо у Лавочкиной, кромесидения у окна, было еще одно любимое занятие: надо или не надо, звонить по всемтелефонам, начинающимся с нуля – 01, 02 и 03.

Стараясь держаться прямо и помнить, что в темноте не видносостояния ее костюма, она дошла до подъезда и на ощупь набрала цифры кодовогозамка. Лампочка на крыльце давным-давно перегорела, и ни у кого не находилосьни времени, ни желания ее заменить. Фаина Павловна, каждый вечер мысленнопокрывавшая проклятиями человеческую черствость и жадность (сама она в прошлыйраз меняла лампочку за свой счет и совершенно резонно считала, что настал череддругих жильцов), сейчас поблагодарила своих нерасторопных соседей.

Выходя из лифта, она вдруг ощутила прилив жуткого,панического страха: а что, если этот поганый маньяк подкарауливает ее наплощадке?! Но там, к счастью, никого не было.

Руки у Фаины Павловны тряслись, она не сразу попала ключамив скважину, возилась так долго, что потом, когда пошла звонить и отключатьсигнализацию, девица, дежурившая на телефоне, обругала ее за медлительность:

– Мы к вам уже машину отправили!

Только милиции ей сейчас и не хватало.

– Отзовите вашу машину, – мрачно посоветовала ФаинаПавловна. – У меня тут замок заело, бывает.

– Ладно, – согласилась дежурная, – сейчас отзовем.

Но еще несколько минут Фаина Павловна с дрожьюприслушивалась: не раздастся ли грозный звонок в дверь? Нет, объяснение с кембы то ни было по какому бы то ни было поводу не входило сейчас в ее планы!Разве что с одним человеком…

Она замочила юбку в «Ариэле», ну а жакетик вроде не оченьпострадал, можно просто почистить – и все. Беда, что нежнейшая блузкапропиталась острым запахом пота, прямо-таки звериным каким-то. Фаина Павловнасперва принюхивалась, удивляясь: вроде бы от ее мучителя не пахло ничем, кромекакой-то туалетной воды – это было смешно и страшно одновременно, надушенныйубийца! – а потом вдруг поняла, что это разит ее собственным потом, этоона так взмокла от страха, что начала испускать отвратительный, козлиный запах!

Это было последней каплей в чаше ее ярости. С отвращениемзатолкав блузку в мыльную воду, Фаина Павловна, как была, голая, ринулась ктелефону и набрала номер, по которому звонила только раз, но который по рядупричин прочно врезался ей в память.

– Да-а? – отозвался протяжный женский голос, при звукекоторого у Фаины Павловны свело челюсти от ненависти, но она все-таки смоглавыдавить:

– Здравствуйте, Белла Михайловна. Это… Фаина Малютина.Помните такую?

– О, да-ра-гая, – со своим отвратительным, протяжнымакцентом пропела женщина, которая на самом деле была никакая не Белла, а вообщеБюль-Бюль Мусатовна, то есть Соловей Мусатовна, и, наверное, она однаждырешила, что лучше покончить с собой или назваться Беллой, чем выставлять себяна посмешище. – О да-ра-гая, как же я ра-да, как же ра-да слышать вас! Каквы поживаете, да-ра-гая, без-цен-ная наша?

«Ах ты, сучка усатая!»

– Насчет того, как я поживаю, я вам немного погодя расскажу,Белла Михайловна, – голосом, не предвещающим ничего доброго, проговорилаФаина Павловна. – Но сначала вы мне скажите: где Рашид?

Мгновенная пауза сообщила ей больше, чем слова, хотя тут жебурным потоком полились и слова:

– Ой, ну как это – где? В Нижнем Новгороде, канэшна . –Она всегда говорила именно так, жутко и смешно: канэшна вместо конечно . –Он, канэшна, собирался навестить свою двоюродную бабушку в Гёкчае, вы жезнаете, что туда еще в декабре уехал брат моего мужа Максуд, однако Максудприслал телеграмму, что бабушке становится лучше, он сам скоро вернется, иРашид остался, потому что работа, вы понимаете, канэшна…

– Белла Михайловна, – с трудом вклинилась ФаинаПавловна в этот поток гортанных, протяжных, сладких, как рахат-лукум, словесныхоборотов, – я вас спрашиваю, где Рашид находится сейчас. В данную минуту!

– Ах вон вы о чем! Я вас не поняла, да-ра-гая, – хриплохохотнула Белла Михайловна, – вы знаете, я в последнее время стала такаязаторможенная, до меня все доходит с баль-шим трудом. Это так на меня непохоже,я всегда была очень бойкая, как птичка! Как настоящий бюль-бюль – соловей!Кстати, да-ра-гая, я хотела посоветоваться с вами как со специалистом. Может либыть, что эти явления моей забывчивости – первые признаки климакса? Как выдумаете, у меня уже настал возраст, подходящий для климакса?

– Блядь, – громко и отчетливо сказала в трубку ФаинаПавловна, – блядь, если ты мне не скажешь, где твой поганый сын, я тебеустрою климакс прямо по телефону! Мало не покажется!

Бюль-Бюль что-то булькнула потрясенно, потом голосок все жепрорезался:

– Да как вы… Да что вы со мной…

– Блядь, – с ненавистью повторила ФаинаПавловна, – только попробуй бросить трубку – и я сию же минуту позвоню вмилицию и сообщу, что твой ублюдок на меня напал сегодня ночью, буквальнополчаса назад, хотел изнасиловать и чуть не задушил. Если бы не соседка,которая подняла шум, он бы убил меня, убил! Так что у меня есть свидетельница,которая его разглядела. Вдобавок он еще и обоссал меня, я вся в его вонючеймоче, можно анализы сделать, и у меня горло все расцарапано! – кричалаФаина Павловна, с болезненным наслаждением описывая свои реальные и вымышленныестрадания, а то, что она употребляла для этого самые грубые слова, которыераньше и мысленно-то произнести считала для себя зазорным, еще усиливало этонаслаждение. Но самым лучшим была неведомо откуда вынырнувшаясоседка-свидетельница, это просто класс, что такое вдруг пришло ей в голову!

– Да-ра-га… – начала было Бюль-Бюль, но умолкла, словноподавилась.