– Ну, хорошо, – смилостивилась Фаина Павловна, котораяпорядком озябла, стоя у телефона голышом. – Тогда до послезавтра. Да,кстати…

– Что? – с готовностью откликнулась трубка, но ФаинаПавловна какое-то мгновение молчала, нахмурясь и уставясь в темное окно.

Странно… странно, почему вдруг захотелось задать этотвопрос? Словно бы чье-то бледное лицо прильнуло к стеклу со двора, хотя онапрекрасно знала, что это всего лишь лунный свет дрожит на листьях под порывамипрохладного ночного ветерка.

– Кстати, вы не получали никаких вестей из… ну, вы знаете,откуда?

– Какие вести? – испуганно закудахтала Бюль-Бюль. –Неужели и там что-то случилось? Да нет, этого не может быть, это совершеннонадежно!

– Спокойной ночи, – оборвала ее Фаина Павловна, швырнувтрубку.

Так и до смерти замерзнуть можно! Прочь, прочь всякиеглупости, которые полезли вдруг в голову, надо позаботиться и о своем здоровье.

Она сначала смыла с себя первую грязь под душем, а потомулеглась в ванну. Рядом на табуреточке стоял коньяк и вазочка с печеньем.Печенье было сухое, типа крекера, такое Фаина Павловна не больно-то любила,однако из других лакомств в доме оказался только рахат-лукум, а ей сейчас былоне до восточных сладостей.

Она полулежала в объятиях душистой мыльной пены, катала ворту глоток коньяка и думала об этих пяти тысячах долларов, которые лягут в еекарман послезавтра. Нет, о шести, ведь тысяча причитается мифической соседке!

Фаина Павловна вспомнила старуху Лавочкину, образ которойвдохновил ее на столь продуктивное вранье, – и просто-таки закисла отсмеха.

– За ваше драгоценнейшее, Клавдия Ивановна! – громкопровозгласила она, поднимая толстостенный хрустальный стакан.

Глотнула – и вдруг подавилась, да так, что едва незадохнулась. Вскочила, пытаясь вытолкнуть коньяк из дыхательного горла. Этоудалось с великим трудом.

О господи, второй раз за один вечер она была на гранисмерти… и снова от удушья! За что, ну за что судьба так ополчилась на нее? Нучто она такого сделала?!

Тяжело дыша, Фаина Павловна стояла по колено в мыльной воде,опираясь руками о край ванны, и слезы текли по ее распаренному лицу. Сначалаэто были слезы, вызванные кашлем, но вскоре они хлынули ручьями.

Она рыдала от жалости к себе. А поскольку Малютина жилаодна, рядом не было никого, кто разделил бы эту жалость.

В Выксе, в монастыре… Юрий довольно слабо представлял себе,где, собственно, находится эта Выкса. Вроде бы по пути к Арзамасу, а может, инет. Где-то там есть еще Вача и Навашино. Или что-то в этом роде. Во всякомслучае, одно он откуда-то знал наверняка: в Выксу уходят автобусы с автовокзалана площади Лядова. Но идти туда сейчас – бессмысленно. Во-первых, раньше шестиутра никакой автобус никуда не уйдет. Во-вторых… во-вторых, у него нет денег набилет. Остатки былой амманской «роскоши» остались в кармане рубашки, брошеннойгде-то на песчаном берегу Гребного канала.

Да, все это выглядит довольно однообразно: загранпаспортзабыт в сумке на холме Геракла, последние деньги – в карманчике рубашки… Юриюне на что купить не только билет до Выксы, но даже самый незамысловатыйтрамвайный – если, к примеру, ему бы вздумалось сейчас отправиться покататьсяна «двойке», по кольцу. Хотя «двойка» уже, наверное, тоже отправилась в депо –спать.

Юрий зевнул и сделал несколько стремительных прыжков ивыпадов, отгоняя сон. Но никакими прыжками и выпадами нельзя было отогнать этотвопрос, снова нависший над ним: что теперь делать?

Вопрос, конечно, интересный…

Итак, что у него имеется? Джинсы, легкие бразильскиемокасины, носки. Ну и трусы под джинсами. А еще паспорт в кармане и ключи –ключи от родительской квартиры, где не лежат деньги и куда вообще нельзяприйти, не рискнув при этом расстаться с жизнью.

Чего нет? Всего остального, даже носового платка. У него неттакже крыши над головой, ни копейки денег и мало-мальской уверенности в том,что он будет жив завтра.

Зато в добавление к вышеперечисленному имуществу у негоимеются как минимум три лица (или группы лиц, выражаясь шершавым языкомпротокола), которые жаждут его смерти. Это: люди из «Меркурия», приятели Инги иРашид. Как ни странно, вооруженный окровавленным ножом Рашид казался Юриюнаименее опасным из этой троицы. Он не в себе, он действует под влияниемминутного настроения и своей навязчивой идеи; вполне вероятно, что завтра,столкнувшись с Юрием на улице нос к носу, он даже не узнает его. А вот остальныепотенциальные ликвидаторы…

Юрию почему-то понравилось это выражение, и он несколько разповторил его про себя. Оно довольно точно определяло создавшуюся ситуацию. Ну,с угрозой, исходящей со стороны «Меркурия», Юрий уже худо-бедно свыкся. Что жекасается приятелей Инги… ради бога, почему непременно надо было прикончитьнечаянного свидетеля их незамысловатых сексуальных забав? Почему тот,черноволосый, с неприятно-знакомым лицом и высоким голосом, так нервничал, чтокто-то увидел его? Подумаешь, Железная Маска! В конце концов, он и поплатилсяза свою чрезмерную нервозность и ведь наверняка погиб – судя по длине лезвия,до самой рукоятки обагренного кровью, выжить с такой раной трудновато…

Юрия передернуло от запоздалого страха, когда он сновавспомнил, как все это было, – и вдруг отчетливо осознал, что угрозаисходит, пожалуй, не с трех, а с четырех сторон. Ведь милиция уже навернякаполучила полное описание примет убийцы некоего брюнета. Ворвался, сволочьтакая, в разгар дружеской вечеринки в честную компанию, а потом ни за что нипро что пырнул человека ножом – и дал деру…

Рашида они вряд ли разглядели, может быть, никто из них дажене понял, что именно он убийца. Зато пока Юрий валялся без сознания на полу…можно не сомневаться, что словесный портрет в милицию передан точнехонький! Дачто словесный портрет! Это чепуха! Они ведь обшарили его карманы, они виделипаспорт, они знают его имя!

Странно, что паспорт потом был положен на место. Юриймельком порадовался этому, а теперь выходит, что радоваться нечему!Потенциальные убийцы вмиг стали в глазах закона жертвами убийцы истинного,жестокого и коварного, может быть, даже маньяка… по имени Юрий Никифоров.

Юрий поднял голову и поглядел сквозь ветви высоких лип внебо, словно пытался найти там подсказку, поддержку или определенный ответ навсе свои вопросы. Ничего. Темно. И означает сие: выпутывайся сам, дружище.

Не привыкать!