Чрезвычайное положение в Малайе, безусловно, носило все признаки сталинского заговора, осуществляемого Коммунистическим информационным бюро, которое под руководством Андрея Жданова преследовало цель «освободить» колонии от ига империализма. Другим подходящим виновником был маячивший призрак коммунистического Китая. В конце концов, как уже было отмечено, около двух третей китайцев в Малайе родились в Китае, и огромное большинство членов КПМ тоже были этническими китайцами. Было естественно, как убеждали отчеты британской разведки, что партизаны-коммунисты в Малайе должны получать указания либо из Советского Союза, либо из Китая. Такие оценки, несомненно, помогали правительству Великобритании, когда оно убеждало Вашингтон и ООН, что оно ведет не колониальную войну прошлых времен, а полезную борьбу в рамках холодной войны. В 1950 г. министерство по делам колоний опубликовало экспертную оценку Британской империи, которая должна была утихомирить критику США и ООН по поводу «колониализма». Согласно этой оценке, Коммунистическая партия Малайи была «участницей Кремлевской всемирной войны против западных держав». Некоторые британские официальные лица утверждали, что восстание финансируется золотом Москвы, а Малькольм Макдональд был убежден, что за партизанами Чин Пена кроется китайский коммунизм23.

Несмотря на то что Великобритания упирала на мандат холодной войны, выданный ей на этот конфликт, отношения между британской разведкой и появившимся в 1947 г. ЦРУ не были близкими, когда дело дошло до Малайи. К 1948 г. ЦРУ открыло свои бюро в Сингапуре и Гонконге, но, как было отмечено в одном из отчетов МИ-5 в том году, что из одного, что из другого информации поступало мало. В МИ-5 жаловались, что поток информации движется лишь в одном направлении, а бюро ЦРУ в Сингапуре функционирует почти исключительно как «почтовый ящик». Вероятно, это происходило из-за нервозности ЦРУ в отношении сотрудничества с другими разведывательными агентствами, даже английскими, а не из-за стратегической значимости борьбы Великобритании в Малайе. В докладе ЦРУ, составленном в ноябре 1949 г. и содержащем оценку ситуации в Малайе, была прямо признана ее стратегическая важность. Доклад начинался словами: «Малайя представляет важность для США главным образом потому, что это самый крупный в мире производитель каучука и олова»24.

Что касается британской разведки, явной уликой, которая оказалась неподвластной коммунистам, поднявшим восстание в Малайе, стала совместная конференция Всемирной федерации демократической молодежи и Международного союза студентов (оба контролировались Москвой), которая прошла в Калькутте в феврале 1948 г. Именно здесь якобы Москва дала инструкции малайским коммунистам начать восстание. Информация, полученная в то время МИ-5 и повторенная после этого много раз, гласила, что руководитель Коммунистической партии Австралии Лоренс Шарки передал эти инструкции Чин Пену и КПМ во время его остановки в Сингапуре на обратном пути в Австралию в марте 1948 г. Однако, согласно недавно опубликованному отчету о восстании, составленному Чин Пеном, а также советским архивам, все было иначе. В то время как Чин Пен и КПМ были осведомлены о «внешнем» влиянии и с восхищением наблюдали за успехами коммунистов в Китае, они не получали инструкций из-за границы начать партизанские действия, и советская разведка не давала им никаких конкретных указаний25.

Британская разведка была настолько зациклена на выявлении внешнего коммунистического влияния, что так и не поняла по-настоящему характер этого восстания в Малайе, которое на самом деле было во многом стихийным и подпитывалось силами из небольших городов и деревень, которые мобилизовала КПМ. В то время как Чин Пен и его товарищи по партии, безусловно, знали о существовании подпольной советской организации – Коминформе, главной причиной их подготовки вооруженного восстания был тот факт, что главный инструмент КПМ – Всемалайскую федерацию профсоюзов британская администрация собиралась объявить вне закона и запретить. Разразившееся восстание было вызвано социальным кризисом в Малайе между различными этническими общинами – как городскими, так и сельскими, и явилось результатом оппортунизма. Организованные преступные группы особенно успешно раздували пламя недовольства колониальным строем ради своих собственных целей. В 1947 г. в Управлении уголовных расследований Малайи подсчитали, что в колонии существовали до 20 тысяч китайских «троек», 2 тысячи из которых, по его оценкам, вели активную преступную жизнь. Восстание в Малайе стало бунтом всех, кто был недоволен существующим положением дел, – от коммунистов до организованных преступных групп26.

Год 1951-й оказался неудачным для Великобритании в плане подавления восстания в Малайе. Английским официальным лицам было ясно, что они проигрывают эту войну.

Устав от своих бюрократических баталий с Греем, в октябре того же года Дженкинс ушел в отставку с поста директора разведслужбы. Более того, талантливый начальник военных операций сэр Гарольд Бриггс был смертельно болен раком и ушел в отставку в ноябре; он умер на Кипре через год с небольшим. В добавление к этим потерям высокий комиссар сэр Генри Гурни попал в партизанскую засаду и был убит. Гурни был легкой мишенью, так как обычно ездил по колонии в штабной машине с развевающимся государственным флагом Великобритании. 7 октября автомобиль его сопровождения сломался, но Гурни принял решение ехать дальше. Когда его машина огибала гору Фрэзерс в Паханге, партизаны нанесли по ней удар. Жена сэра Генри и личный секретарь нашли себе укрытие, а сам он предпринял попытку добраться до насыпи у края дороги, где и был расстрелян в упор, что походило на казнь. Были пойманы более тридцати партизан, которые участвовали в этой засаде, но лишь пять из них в конечном счете оказались в тюрьме27.

Если коротко, то ситуация для англичан в 1951 г. была хуже некуда. Но именно в этот момент она начала меняться. Настоящим поворотным пунктом стало назначение генерала (позднее фельдмаршала) сэра Джеральда Темплера на пост высокого комиссара в Малайе в январе 1952 г. Чтобы он имел возможность осуществить свою миссию, Черчилль дал Темплеру больше власти, чем имел какой-либо британский военачальник со времен Оливера Кромвеля три века назад. Темплер был энергичным, серьезным военным, бывшим начальником военной разведки и протеже Монтгомери военного времени, который заработал себе репутацию благодаря одному из своих хобби – умению ввязываться в конфликты, а также благодаря тому, что уволил мэра города Кельна в оккупированной Германии – Конрада Аденауэра, который позднее стал первым канцлером Западной Германии. Это спорный вопрос – до какой степени он участвовал в разработке новых стратегий в Малайе и воплощал в жизнь существующие, но его присутствие в колонии, безусловно, возымело эффект «зарядного устройства» для тамошних британских вооруженных сил, как было написано в одном из отчетов МИ-5. «Малайский тигр» проводил в исполнение план Бриггса железной рукой. Прибыв в Куала-Лумпур в апреле 1952 г., он приехал из аэропорта на машине, изрешеченной пулями, – это на ней попал в засаду Гурни28.

Бывший начальник военной разведки Темплер хорошо знал свое дело, когда доходило до вопросов разведки. С начала своей службы в Малайе он поставил разведку на передний край боевых операций. Вскоре после своего прибытия он сказал журналисту Гарри Миллеру из «Стрейтс таймс»: «В чрезвычайном положении победит наша разведывательная система – наш особый отдел». Одной из его самых первых и важных реформ разведки было прекращение внутренней бюрократической борьбы между различными службами. Он убрал комиссара полиции Грея и поставил на его место сметливого офицера из лондонского особого отдела Артура Янга, которого мы встретим еще и в Кении. Он также перестроил всю структуру разведки в колонии, распорядившись, что начиная с настоящего момента одна-единственная служба – особый отдел – будет нести ответственность за проведение разведывательных операций в стране, и дал ей значительно больше финансовых средств. В 1948 г. в особом отделе было всего 12 офицеров и 44 инспектора, но в одном лишь 1952 г. число инспекторов и лейтенантов полиции выросло со 114 до 195, а в следующем году – до 297 человек. Среди них теперь было гораздо больше служащих, говоривших на китайском языке29.