– Нам стоит продолжить этот разговор где-нибудь в другом месте.

– Давайте пойдем в вашу крепость, – предложил Сабин. – Возможно, вместе мы вспомним что-то, связанное с тем, как его забрали.

– Нет, – в один голос ответили Аэрон и Рейес.

– Что ж, я с радостью останусь здесь на всю ночь, – произнес Гидеон, и в его голосе звучало раздражение.

Аэрон вспомнил, как быстро вранье Гидеона начинает действовать ему на нервы.

– Это ваша крепость, – заметил Сабин. – Мы уйдем тогда же, когда и вы.

– Нет, – снова ответил Аэрон.

– Хорошо. Мы останемся здесь. Только дайте мне пару минут – нужно отправить всех домой.

Сабин закрыл глаза, и выражение его лица стало напряженным. Аэрон с опаской наблюдал за ним, держась за рукоятку кинжала. Ведь он не знал, чего ожидать от бывшего друга. Музыка резко прекратилась, танцующие остановились. На лице каждого из них возникло выражение неуверенности, и посетители клуба, что-то бормоча, двинулись в сторону выхода. Здание за считаные минуты опустело.

Сабин тяжело опустил плечи и издал долгий усталый вздох. Его глаза открылись.

– Так. Мы одни, – сказал он.

Аман, не произнесший ни слова на протяжении всего разговора, склонил голову набок и пристально уставился на Аэрона. Последнему показалось, что взгляд бывшего соратника вот-вот прожжет ему лоб, и он встревожился. Этот воин умел выяснять тайны. «Может ли он узнать, что скрыто в глубине моей души?» – спрашивал себя Аэрон. Внезапно их взгляды встретились, и Аэрон увидел в темно-карих глазах Амана сожаление и понимание. «О да, он умеет узнавать секреты», – подумал он.

Сабин, стараясь сохранить самообладание, глубоко вдохнул, и его грудная клетка сильно расширилась.

– Почему бы нам не заключить взаимовыгодную сделку? – спросил он. – Мы позаботимся об охотниках, заявившихся в ваш город, если вы поможете нам найти ларец. Это вполне справедливый обмен. Мы сражались с ними на протяжении многих лет, и я умею только драться.

– Я недавно нашел одного из них и поговорил с ним, – сказал Страйдер. – Поэтому мы оказались в клубе, но пока я не вижу и следа остальных охотников.

Аэрон заметил движение в тени в дальнем конце зала и нахмурился.

– Кто-то остался здесь, – прошептал он, и воины замерли.

Тогда Аэрон заметил очертания еще четверых людей. Все они были мужчинами с развитой мускулатурой, заметной даже по их силуэтам. Он нахмурился еще сильнее. Складывалось такое впечатление, будто он нанюхался пороха и вот-вот чихнет.

– Охотники, – сказал татуированный воин. – Вот вам и след.

Даже несмотря на то что эти люди убили Бадена, Аэрон был готов оставить их в покое. В конце концов, несколько столетий назад он причинил им не меньше боли. Но охотники пришли сюда и обязательно начнут новую войну, если у них будет такая возможность.

Осознав, что их вычислили, один из людей вышел вперед.

Разноцветные мигающие лампы все еще работали, отбрасывая во всех направлениях преломлявшиеся лучи света, плясавшие на полном решимости лице смертного юноши. Он с улыбкой провел большим пальцем левой руки по правому запястью, и Аэрон в мигающем свете увидел, что противник вырисовывает символ бесконечности.

– Кто бы мог подумать, что мы соберем все зло в одном месте и в одно и то же время? – произнес юноша, а затем вытащил маленькую черную коробочку, с обоих боков которой свисали провода. – Неужели наступило Рождество?

Некоторые воины зарычали. Одни из них вытащили пистолеты, другие предпочли свои острые кинжалы. Но все они были готовы к битве. Аэрон не стал ждать. Он понял, что не просто может или хочет, а жаждет схватки. Ярость уже осудил этого человека и признал его виновным в убийстве невинных, совершенном им при подготовке расправы с Владыками.

Аэрон с замахом бросил свои ножи, и оба лезвия до самой рукоятки погрузились в грудь смертного. Глаза юноши выпучились от удивления, и ухмылка застыла на его лице. Он не умер тотчас же, как это происходило в фильмах, которые любил смотреть Парис. Охваченный болью, юноша упал на колени, тяжело дыша. Он проживет еще несколько мгновений, но уже ничто и никто не сможет спасти его.

– Когда мы с вами покончим, вы заплатите за все, – с трудом выдавил из себя умирающий.

– Горите в аду, демоны! – прокричал другой смертный, кидая собственный кинжал.

Когда лезвие воткнулось в грудь Аэрона, один из воинов выстрелил из пистолета. Аэрон нахмурился, опустил взгляд на ручку из перламутра, мерцавшую в разноцветном свете. Его сердце продолжало биться, и с каждым сокращением рана в нем становилась все глубже. «Черт, а у них хорошие рефлексы, – подумал Аэрон. – Надо будет запомнить это». Люсьен и остальные бессмертные выскочили вперед. Но охотник не отступил.

– Надеюсь, вам понравится огонь, – произнес он, а затем ударил по черной коробке, которую выронил его погибший соратник.

И тут раздался звук взрыва, заставившего содрогнуться все здание, пройдя через камень и металл. Аэрон почувствовал, как его тело отрывается от земли и взлетает в воздух, будто мешок с перьями. «Потерпеть поражение от людей… – успел подумать он. – Это невероятно». После того как в его голове пронеслась эта мысль, все вокруг для него померкло.

Мэддокс вздрогнул и осознал, где он находится. Пробуждение произошло быстро: в один миг он был мертв, в другой – полностью пришел в сознание. Эшлин спала в его объятиях, ее расслабленное тело тесно прижалось к нему. Мэддокс опустил глаза, чтобы посмотреть, как он выглядит. Видимо, девушка каким-то образом обмыла его и даже сумела сменить простыни, несмотря на цепи, потому что крови нигде не было. Засохшие раны появились снова, как и полосы шрамов в районе живота и ребер.

Мягкие волосы Эшлин цвета меда щекотали подбородок Мэддокса, и он ощущал на своей коже ее теплое дыхание. Она была жива и лежала здесь, рядом с ним. Он даже не мог себе такое представить. Мужчине казалось, будто он попал напрямую из ада в рай.

По утрам он обычно испытывал потребность что-нибудь разрушить, забыть адское пламя, поддавшись бесчувственному и привыкшему творить зло духу. Но сейчас все было иначе. Мэддокс чувствовал умиротворение, хотя никак не мог поверить в это.

Эшлин выглядела такой расслабленной, что мужчина не решился будить ее. «Нет, не такая уж она и спокойная», – решил он, присмотревшись к девушке. На ее щеках были видны разводы от слез, а ее полные губы портили следы от зубов, как будто она часто и сильно кусала их. Мэддокс хотел провести пальцем по ее щеке, но не мог сделать этого. «Проклятые цепи!» – выругался он про себя.

– Эшлин, красавица, просыпайся, – позвал он.

Прелестные губы девушки приоткрылись, и из них вырвался тихий стон. Девушку ласкал солнечный свет, из-за чего ее кожа светилась. Казалось, будто солнце отдает должное ее прекрасному телу. «Как бы я хотел сейчас ласкать ее сам», – подумал Мэддокс. Ресницы Эшлин немного слиплись и были еще влажными от слез, напомнив ему связку лент, покрытых росой.