– Мы уже говорили о Кармеле, Ник, – сказала она, неспуская с него взгляда.

– Говорили? Тогда почему я испытываю такоебеспокойство, когда ты туда ездишь? – Что еще, черт побери, он мог сказать?Господи, только бы она открылась перед ним.

– Тебе не о чем беспокоиться.

– Не о чем, Кейт? А ты бы не стала беспокоиться, если быя куда-нибудь уезжал каждую неделю, говоря тебе столько же, сколько ты мне?

Она помолчала, а потом отвернулась.

– Но я рассказываю тебе, Ник. Ты же знаешь, почему яезжу. Она старалась успокоить его. Нику хотелось сказать ей, что он все знает.Он даже считал себя обязанным сделать это, но не мог. Он должен услышать это отнее самой. Она должна захотеть рассказать ему.

– Забудь. Хорошего тебе дня. – Он отвернулся и вышел, аона растерянно стояла и не знала, бежать за ним следом или нет. Но она несмогла. Он ждал ответов, которые она еще не готова была ему дать.

Кейт закрыла за собой дверь и пошла к машине, чувствуя,будто ее ноги связаны цепями. Стоит ли ей ехать? Или лучше остаться? Обязана лиона давать ему объяснения? Должна ли сказать всю правду? А что, если он уйдетот нее? Что, если... Потом, включив мотор, она заставила себя не думать большео Нике. Она обязана Тому, но разве ради него нужно потерять Ника? Эта мысльзаставила ее нажать на тормоз и погрузиться в раздумья. А может быть, Фелицияправа? Стоит ли ей играть в эти игры? Вдруг она действительно потеряет Ника,если не расскажет ему сама, пока он случайно не узнал?

– Дьявольщина, – выругалась она про себя и выехала надорогу. Она просто не могла ему все рассказать. Пока нет... но, может быть, скоро,может быть, скоро.

Дождь лил как из ведра, когда Кейт возвращалась из Кармела вСан-Франциско. Где та замечательная октябрьская погода, о которой всегдарассказывала Фелиция? Боже мой, каждый день льют дожди. Даже в Кармеле шелдождь. На Тома он так тяжело действовал. Он стал бледным, плохо ел. В последнеевремя он выглядел как тяжелобольной ребенок. Он мог часами держать ее руку всвоей, умоляя рассказывать ему сказки, и смотреть на нее такими глазами, какбудто он узнал ее. Но нет. Эти глаза ничего не помнили. Том тянул к ней своируки с криком «Кэти» точно так же, как Тайг с криком «мама». Теперь он казалсяеще более беспомощным. Он совсем разучился шутить, улыбаться. Мистера Эрхардаэто тоже беспокоило. Но главврач сказал, что это нормально. Нормально... Что,черт возьми, было нормального в человеке, который впал в детство? В человеке,который когда-то был таким жизнелюбивым, а теперь вынужден жить в инвалиднойколяске, пуская бумажные самолетики для семилетних? Но доктор утверждал, что утаких больных, как Том, бывают состояния «увядания» время от времени... Внастоящее время, когда у него наступил один из этих «периодов», возможновосстановление, если кто-то будет поддерживать в нем интерес к жизни. Однако,заметил главврач, это не всегда помогает. Он признался также, что эти периоды вдальнейшем могут наступать все чаще, пока не наступит конец. Это соответствуетего неврологическому состоянию и неизбежно, но пока не актуально. Впервые засемь лет она ясно поняла, насколько тяжело его состояние. Что бы там ни было,но он уже месяц был в плохом настроении. А Ник настаивает, чтобы она прекратилапоездки в Кармел. Боже!

Она вздохнула, сворачивая на Франклин-стрит. Как хорошовернуться домой. Она так устала. Слава Богу, Ник еще спал, когда она уезжалаутром. Две недели она вставала раньше его, чтобы не встречаться за завтраком. Иделала все возможное, чтобы отвлечь его мысли от Кармела.

Она свернула налево, на Грин-стрит, и поехала на запад,почти до Пресидио, затем нырнула в узкий, извилистый мощеный переулок, где,спрятавшись за деревьями и кустами, уютно расположился их дом. Прожив в немнемного больше месяца, она успела полюбить его больше, чем какой-либо другойдом, в котором она раньше жила. Может быть, потому, что была здесь счастлива.

Со вздохом облегчения она вошла в дом. Было всего двадцатьминут пятого. Тайг ушел на урок рисования и вернется не раньше пяти. «Феррари»нигде не было видно. Она вне опасности. Никаких объяснений, никаких извинений,никакой легкомысленной болтовни, чтобы скрыть тревогу и страдание. Трудновстречаться с Ником после тяжелой поездки. Кейт сняла мокрые туфли и оставилаих на коврике в холле. Свой зонтик она повесила в кухне и со вздохом уселась застол, положив голову на руки.

– Привет, Кейт, – услышала она совсем рядом и вскочилаот неожиданности. – О, дорогая, прости, я тебя напугал. – Ник обнял ее, потомучто Кейт вся дрожала. Она онемела. Она и не предполагала, что Ник дома. Но онсидел здесь, поджидая ее, а она даже не заметила.

– Ты меня напугал, – устало улыбнулась она. – Я незнала, что ты уже вернулся. Как прошел день?

Усиленные попытки казаться спокойной не могли обмануть его.Он взглянул на нее отчужденно и пошел к плите, даже не удосужившись ответить.

– Выпьешь чаю?

– С удовольствием. Что-нибудь не так? – Ей не нравилсяего взгляд. Она почувствовала сильное сердцебиение, как во время последнейстычки из-за Кармела. Но на этот раз дело обстояло гораздо хуже, она это яснопонимала. – Что-нибудь не так? – повторила она.

– Нет, ничего, – медленно произнес он, взвешивая каждоеслово. – Я скучал по тебе сегодня.

Он повернулся к ней, держа в руках чашку чая. Он дажезаранее вскипятил воду, а она не заметила пара. Когда она вошла в кухню, онабыла выжата как лимон. Сейчас Кейт была страшно напугана, но все еще не понималачем.

– Я тоже скучала по тебе.

Он кивнул и взял вторую чашку.

– Идем наверх.

– Пошли.

Он не ответил на ее улыбку, когда она взяла свою чашку ипокорно поплелась за ним в кабинет на третьем этаже, где он медленно уселся всвое любимое кресло. Оно было большое, красное, гладкое и потрясающе мягкое ивкусно пахло дорогой кожей. Но неожиданно Ник поставил чашку и протянул к нейруки. Она охотно подошла и опустилась рядом с ним на колени.

– Я люблю тебя, Ник.

– Я знаю. Я тоже тебя люблю. Как никого в жизни. – Оннагнул к ней голову, устало улыбнулся и вздохнул. – Нам надо поговорить. Мнемногое надо тебе сказать. Хочу начать прежде всего с того, что я люблю тебя. Ячертовски долго ждал, чтобы ты меня полюбила так же, но напрасно. Так чтонастало время сесть и спокойно все выяснить. Больше всего меня беспокоит, чтоты мне не доверяешь.

Кейт похолодела.

– Это неправда, – сказала она с болью в голосе, носердце забилось от ужаса. Что он имеет в виду? Кто рассказал?

– Это чистая правда. Если бы ты доверяла мне, ты бырассказала о Кармеле. О Томе. – Воцарилось гробовое молчание.

– Что о Томе? – упрямо спросила она, дрожащими рукамиставя чашку на стол.