меньшее, что мы можем сделать, – перестать держать взаперти животных, которые не нуждаются в неотложной защите. Но погодите, разве нахождение животного в зоопарке само по себе не вносит вклад в сохранение вида?

* * *

Во время бесед с руководителями зоопарков я слышал три основных оправдания их деятельности. Номер один: мы занимаемся просвещением и рассказываем о дикой природе. Номер два: мы сохраняем виды благодаря программам разведения и сбору средств на полевые проекты. И номер три, самый откровенный: что делать с сотнями тысяч уже имеющихся животных, если зоопарки перестанут существовать?

Другими словами, аргументация отчасти строится на том факте, что одними животными приходится жертвовать ради других. Сто лет назад, когда не было такой угрозы вымирания видов, а популяции в зоопарках еще не устоялись, оправданий быть не могло. Теперь, согласно этой логике, эти заведения нам все же нужны. Может быть, не следовало накапливать животных в неволе, но остановиться уже невозможно.

Первый аргумент – просвещение – проверить сложно. Сегодняшние посетители зоопарков действительно что-то о животных узнают, но не очень много. В крупнейшем в истории опросе 5661 человека попросили заполнить анкету о биоразнообразии на входе в зоопарк, а потом еще одну на выходе. Авторы назвали свое исследование «самым захватывающим на сегодня свидетельством» образовательной ценности этих заведений. Но на самом деле результаты не впечатляют. Доля тех, кто проявлял какое-то понимание того, как конкретный человек может поучаствовать в сохранении биоразнообразия, после посещения выросла с 51 % до 59 %. Хороший документальный фильм, безусловно, дал бы тот же эффект, если не больший. Нам необязательно смотреть, как выглядит тигр или носорог, именно в зоопарке: для этого есть мягкие игрушки и телевидение.

Наблюдение за животными вблизи может выйти боком. В одном исследовании людям демонстрировали фотографии шимпанзе в естественных условиях, а потом просили оценить, под угрозой ли эти человекообразные обезьяны. Другой группе показывали те же фотографии, но на этот раз шимпанзе были рядом с людьми. Вторая группа на треть реже относила шимпанзе к угрожаемым видам.

Это можно объяснить инстинктом: чем доступнее кажутся животные, тем менее правдоподобно выглядит их исчезновение. Возьмите жирафов – самых заметных обитателей зоопарков. В Лондоне их вольер можно увидеть с улицы, поэтому они стали своего рода «пробником» для прохожих, раздумывающих, стоит ли заплатить за входной билет. В результате они выглядят безмятежными и надежно защищенными. В начале 1990-х годов, когда зоопарк начал испытывать финансовые трудности и был вынужден сократить коллекцию, Дэвид Аттенборо сказал: «Разве можно представить себе Лондонский зоопарк без жирафов?» Он был прав. Но поскольку представить себе зоопарк без жирафов невозможно, мир без жирафов представить тоже сложно. Наверное, именно поэтому так удивляешься, когда узнаешь, что в дикой природе их численность с 1985 года упала более чем на 40 %, а некоторым подвидам теперь грозит вымирание.

Второе оправдание зоопарков – их роль в сохранении животных – сразу же сталкивается с проблемой. Если есть желание выпустить животных на волю, обычно лучше взять их из другого места, а не выращивать взаперти. В 1993 году правительство Намибии решило спасти черных носорогов, положение которых там критическое. В местных зоопарках их не нашлось, поэтому одиннадцать особей взяли из национальных парков и перевезли на ранчо. Теперь, по некоторым оценкам, на частных территориях живет приблизительно пятьсот шестьдесят носорогов. (По закону они принадлежат государству, но землевладельцы зарабатывают деньги на продаже охотничьих лицензий.)

Есть ряд чистых примеров спасения животных в зоопарках. Белые ориксы, один из видов антилоп, вымерли в дикой природе к 1972 году, главным образом в результате охоты. Однако защитники окружающей среды поймали небольшое число этих животных и отправили в зоопарки, начиная с города Финикс в Аризоне, выбранного по принципу схожести климата с Аравийским полуостровом. Зоопарки вывели «мировое стадо» ориксов, а затем выпустили их в Иордании, Омане и других странах. Черноногий хорек, единственный местный вид хорьков в Америке, считался вымершим, пока в Вайоминге в 1981 году не обнаружился молодой самец. После этого некоторое количество особей было выслежено, размножено и отправлено в Национальный зоологический парк в Вашингтоне, который провел подготовку к возвращению вида в прерии США, а также в Мексику и Канаду. В качестве примера можно привести и калифорнийского кондора, к истории которого мы еще вернемся в этой книге. Тем не менее такие успехи происходят не очень часто. Под угрозой находятся десятки тысяч видов. Сколько из них было успешно размножено и возвращено в дикую природу зоопарками? Одна группа исследователей говорит о семнадцати, включая упомянутого кондора и лошадь Пржевальского в Монголии. Другие ученые с этим не согласны и считают, что зоопарки участвовали только в трех из этих случаев. Дамиан Аспиналл прав, когда сомневается в послужном списке зоопарков.

Зоопарки не сосредоточены на разведении животных в неволе. Суммарно в них, а также в центрах дикой природы по всему миру содержится около двадцати пяти тысяч видов позвоночных (оценка слегка завышена, так как учитывает подвиды и породы). Чуть более семисот из них включены в программы управляемого разведения. Из всех видов, подвидов и пород позвоночных в зоопарках лишь примерно один из семи находится под угрозой вымирания или близок к этому. Большинство программ возвращения животных в дикую природу не полагается на зоопарки: животных берут из других мест обитания, в научных центрах и службах дикой природы.

Самый большой вклад зоопарки внесли в сохранение земноводных. Но и здесь есть темная сторона. В конце 1990-х годов биологи заметили, что некоторые популяции лягушек исчезают. Причиной этого явления, как теперь стало ясно, был хитридиевый грибок, который воздействует на кожу: он возник в Восточной Азии в начале ХХ века и распространился в мировом масштабе, видимо, из-за торговли лягушками в качестве домашних животных и для медицинских исследований. Этот грибок – одно из самых разрушительных для дикой природы заболеваний в истории – поражает лягушек, жаб и саламандр почти по всей планете. Не исключено, что распространению патогена способствовали американские зоопарки, которые лоббировали неограниченный импорт земноводных. Для спасения пораженных видов – например, путем создания резервных популяций – они тоже сделали немного.

Мне казалось, что зоопарки должны быть хотя бы «страховым полисом»: держать много животных, которых можно разводить и при необходимости выпустить. Однако в 2011 году трем четвертям видов млекопитающих, птиц, земноводных и пресмыкающихся в зоопарках ничего не угрожало. Когда идешь мимо сурикатов, рыжих кенгуру и бурых медведей, проходишь мимо животных, относящихся к низшей категории приоритета с точки зрения охраны природы. Они занимают в зоопарках место, которое можно было бы