Я вышла на проспект, села в «Жигули», вытащила атласМосковской области и принялась его перелистывать в поисках неведомогоПилигримова. Да уж, удача мне просто необходима. Дни летят, а я до сих порничего не узнала. Что прятал Дима? Кто такой Мартын? Куда нужно принеститаинственный предмет? С какого бока тут оказалась бедолага Настена Чердынцева?Одни вопросы и никаких ответов. Почему киллер душит людей? Чем ему помешалиМарина, Дима, Андрей, Виктория Евгеньевна и Костя? Из всей компании живой, почистой случайности, осталась одна Анджела. И никаких нитей в руках у меня нет,кроме очень тонюсенькой, ведущей в Пилигримово. Жаль, что не могу прямо сейчастуда отправиться. Уже вечер, придется ехать спать.

У домашних моя прическа вызвала бурю эмоций. Все как развосседали за столом, когда я вошла на кухню. Семен поперхнулся, потомвоскликнул:

– Вилка! Что с тобой?

– Супермодный причесон, – сообщила я.

Ни за что не расскажу, почему побрилась наголо. Пусть ужлучше думают, что я приняла это важное решение самостоятельно, а не по своейглупости.

– На месте Олега я бы тебя выпорол, – взвился Сеня, – такизуродоваться!

– А по-моему, очень даже ничего, – поспешила остановитьмуженька Томочка, – конечно, непривычно, но Вилке идет, сразу глаза заиграли.

– Тьфу, – обозлился Семен, – даже если Вилка притащит наужин сырые вьетнамки, ты будешь их жевать и нахваливать!

– А что, вьетнамки нужно отваривать? – не утерпела я. –Тогда они, по-твоему, из сырых и несъедобных превратятся в деликатес?

– Не умничай, – фыркнул Сеня и ушел.

Ленинид, до сих пор методично размешивающий сахар в чашке,кашлянул и заявил:

– У нас на зоне, если у кого вшей находили, моментом всехбрили. И ничего, жили же потом нормально!

Вымолвив эту замечательную фразу, папенька принялся с шумомхлебать чай.

– Не хлюпай, – рассердилась я.

Папашка встал, прихватил кружку и пошел к выходу. На порогеон повернулся.

– Злая ты, доча. Нет бы папке любимому чего приятноесказать! И не хлюпал я, просто горячо.

Коли тебе башку обрили, при чем тут я?

– Ой, Никита плачет, – подхватилась Томочка и тоже ушла.

Мы с Кристей остались одни.

– Забей, – махнула рукой девочка, – завтра никто из них ивнимания на твою голову не обратит. А ты, Вилка, просто супер! Теперь моднеевсех. Знаешь, что бы я сделала еще, если бы побрилась?

– Даже и не предполагаю.

– Тату на затылке. Классно смотрится. Не желаешь?

– Ни в коем случае.

– Зря. Может, попробуешь? У нас тут салон есть, недалеко, варке, пошли, мигом сделают.

– Нет. Не хочу.

– Никогда мои советы тебе не нравятся, – обиделась Кристя, –ну и сиди тут одна!

Оставшись наедине с собой, я глянула в темное окно и тяжеловздохнула. Интересно, сколько времени потребуется, чтобы голую макушку покрылихотя бы сантиметровые волосы? Ладно, пойду спать, утром далеко ехать, внеизвестное Пилигримово.

Но дорога оказалась хорошей, не забитой машинами, доПилигримова я добралась примерно за час и уперлась в ряд покосившихся черныхизбушек. Дома выглядели на один лад: старые, гнилые, давно не крашенные, сободранными крышами.

Девятый дом оказался последним и самым убогим. Забор тутокончательно завалился, калитка держалась на одной петле. Я призадумалась.

Строение было не похоже на дом, в котором живет человек,способный приобрести апартаменты в «Зеленом бору». Хотя, может, ЯковлевАлександр Михайлович просто прописан тут, у деревенских родственников? С чего явзяла, что он москвич? Небось явился к дальней родне из другого региона, убежалот войны, заплатил денег близким людям, те его и прописали. А сам АлександрМихайлович, скорей всего, поселился в столице, снял жилье, а сейчас и вовсеобзавелся собственным. Так часто делают. Но мне все равно надо поговорить схозяевами, потому что они точно знают, где обретается Яковлев.

Кое-как отодвинув скособоченную калитку, я вошла взамусоренный двор. Никаких грядок тут не было и в помине. На молодой,только-только пробившейся из-под земли травке валялись какие-то ржавые колеса,обломки досок с угрожающе торчащими из них гвоздями, стояли ведра, банки…

Внезапно из-за угла вынырнула рыжая собака и, робкопомахивая хвостом, подошла ко мне.

Я машинально погладила ее по грязной шкуре.

Под ее кожей не было никакого мяса, а уж тем более жира.Внезапно меня затопила жалость, ну чем провинилось эта псина перед создателем,почему ей уготована судьба скончаться от голода?

– Как же тебя зовут? – спросила я прижавшуюся ко мне собаку– Батоном кличут, – ответил звонкий голосок.

Я обернулась и увидела девочку лет десяти, стоявшую насоседнем участке.

– Батон ейная кличка, – повторила она, – она могет целикомнарезной сожрать, только никто не дает! Дороговато выйдет белым хлебушком всехкормить!

– Она бездомная?

– Не, хозяйская, дяди-Сашина.

– Кого?

– Ну в этом доме дядя Саша живет, – словоохотливо ответиладевчонка.

– Яковлев Александр Михайлович?

– Ага. Батон евойная собака. Только когда тетя Ира от дядиСаши смоталась, он Батона ваще кормить перестал, небось скоро пес сдохнет сголодухи.

– Что же ты собаку не пожалела? – возмутилась я. – Принеслабы ей хоть пакетик молока.

– Еще чаво, – шмыгнуло носом ангельское создание, – разве навсех кругом жратвы запасти можно? Ненашенский пес, и хрен бы с ним!

В моей душе поднялась буря негодования. Что же вырастет изэтой девочки, если она сейчас такая бесчувственная? Или это крестьянскаяпростота, та самая, которая, если верить пословице, хуже воровства? Впрочем,вряд ли мне удастся перевоспитать девочку.

– А где ваш сосед, хозяин Батона? На работе?

Девица захихикала.