чтоб вы подружились, из идиотской ревности, — поморщился Богдан. — Он казался мне чересчур красивым и интересным, я проигрывал на его фоне. Высококастовые индийцы бывают очень породистыми, он именно такой и был, и мне померещилось, что тебе он понравился. Это дурь, от которой я до конца не избавился и поныне, — он потёр лоб. — Но я не об этом. Когда я сделал то, что сделал, и должен был за это ответить, Дадабхаи сказал мне: «У тебя всё пошло наперекосяк, потому что ты неправильно женился. Ты женился на женщине выше тебя по варне: она брахманка, а ты кшатрий, а это неправильный брак: мужчина должен быть или выше, или равным по варне. Это серьёзно, и нарушение наказуемо». Я часто возвращался к этой мысли: неужели та, которую я всегда предчувствовал, знал и ждал, на самом деле неправильная для меня жена? Это невозможно, что-то тут не так. А сегодня я понял, что ты не брахманка, ты — кшатрийка. Ты — дева-воительница. Так что наш брак — в этом смысле правильный.

— А я тебе больше скажу, — Прасковья потянула его за руку и заставила сесть рядом с ней. — Ты женился на женщине ниже себя по варне, как и полагается в идеальном браке.

— Почему? — не понял Богдан.

— Потому, что ты — брахман, мыслитель по своей сущности. Ты способен создавать смыслы, а занимался всегда трансляцией чужих смыслов. Ну и вообще другими вещами. Ты всю жизнь играешь роль кшатрия, воина. Возможно, в этом твоя ошибка. Может быть, Мишка исправит эту ошибку и будет следовать этой, как её? — ну, правильной дороге.

— Дхарме, — подсказал Богдан.

44

— Вот-вот, и возможно, ты просто не понял своей дороги, и за это и был наказан. Потому что ты мог бы стать сильным брахманом, а не стал. Вот это, возможно, наказуемо: неиспользование своего дара.

— Может быть, — задумчиво проговорил Богдан. — Это надо обдумать. Я полагаю, нам тоже пора отправляться домой. Хозяева очень милы, но думаю, мы их утомили. Богдан застегнул молнию на сумке и решительно вышел из комнаты.

Галка впихнула Прасковье банку крыжовникового варенья, хлопотливо предостерегая, чтоб та её не разбила. Долго прощались, приглашали к себе, Галка не без удовольствия, как показалось Прасковье, обнимала Богдана. Наконец Богдан освободился от её настырных объятий и, подхватив сумку, торопливо пошёл к машине. Иван на минуту задержал Прасковью и тихонько проговорил:

— Береги его, Прося — ладно? А уж мы поможем, поддержим.

Прасковье показалось это неприятным: Богдан нужен, он полезный инструмент. Но ничего не ответила. Тогда Иван добавил:

— И с Гасаном встреться.

— А как тебе вся эта публика? — спросила Прасковья, когда они выехали из посёлка.

— Неплохие люди, — неопределённо ответил Богдан. — Похоже, Ивану я сильно нужен, но, к сожалению, придётся его разочаровать. Кстати, ребята его мне ответили. Они кое-что знают и могут. При иных обстоятельствах я бы охотно с ними поработал. И Галина менее тривиальна, чем мне показалось вначале. Я даже готов иногда с ними общаться — не по делу, а просто так.

— А ты с кем-нибудь общаешься, пока я на работе? — полюбопытствовала Прасковья.

— Ну, иногда с соседом, очень мимолётно и поверхностно, — ответил Богдан. —

Я бы охотно пообщался с Дадабхаи, очень жду Мишкиного приезда, с ним интересно. Не потому, что сын, а просто как с человеком интересно. Там… был у меня интересный собеседник — высокопоставленный чёрт. В сущности, он был начальник, заказчик работы. Но иногда удостаивал меня беседы. Мы там все были под номерами, а он звал меня Теодором, это было трогательно. Мы говорили о профессиональных вещах, но мне неизменно казалось, что говорим мы о чём-то бо́льшем, и было очень интересно. Он был очень циничным и проницательным. И чертовски многознающим. Иногда мне его не хватает. Он много лет провёл там, внизу. У него есть знак «золотые вилы» — это высочайшая награда для глубинных чертей — маленький значок в виде золотых вил.

— А что, там правда есть черти с вилами? — поёжилась Прасковья.

— Да нет, конечно, — улыбнулся Богдан. — Сейчас уже нет, а когда-то были. Ну как щит и меч — в качестве вооружения исчезли, а как символ — живут.

Но, знаешь, когда я общаюсь с людьми, я всякий раз убеждаюсь, что по-настоящему интересна мне только ты.

— Из женщин? — уточнила Прасковья.

— Из женщин — само собой. Но, пожалуй, и из мужчин тоже.

— А скажи, Богдан, неужели тебе никогда за все эти годы не нравилась никакая женщина? Ну хотя бы мимолётно? — спросила Прасковья то, что давно хотела спросить.

— Мимолётно? — рассмеялся Богдан. — Ну хорошо, я сделаю тебе признание: мимолётно нравилась. — Прасковья отметила иностранную конструкцию: по-русски так не говорят: «сделаю признание». — Расскажу тебе, как я приставал к даме, — сказал он уже совершенно по-русски.

— Потрясающе! Расскажи немедленно.

— Дело было в самолёте, на предпоследнем перелёте. Меня впечатлила одна стюардесса: она показалась мне похожей на тебя. Силуэт был похож. Поскольку перелёт был ночной, освещение приглушили, детали были неразличимы. Я подозвал её, но пришла другая. Я задал какой-то пустой вопрос, попросил воды. Наконец «моя» стюардесса прошла мимо меня. Я немедля её подозвал и начал нести какой-то вздор: якобы мне нужно было сделать пересадку, чтобы лететь… уж не помню, куда. Я очень ненаходчивый пикапер. Но всё-таки мне удалось её разглядеть. Чуда не произошло: она была не та. Вернее, не ты. Совершенно не ты, просто похожая причёска, как ты носила в те далёкие времена, и общий силуэт. Она мне что-то говорила, куда надо обратиться, я задавал уточняющие вопросы и всё больше разочаровывался. Я поблагодарил, и она ушла. — Он замолчал.

— Ну и что же было дальше? — спросила Прасковья.

— Ничего не было. Если бы я увидел её ещё раз, я бы, пожалуй, извинился за свои глупые вопросы. Я готов был сказать: «Вы показались мне похожей на мою бывшую жену», но этого не потребовалось. А ещё я понял, что безумно люблю тебя, — проговорил он с усилием, словно превозмогая боль. — Прежде я думал, что люблю тебя как воспоминание, а там, в самолёте, я понял, что просто люблю. Такое вот случилось со мной любовное приключение, — улыбнулся Богдан. — Я безумно, безумно любил тебя. Ехал в электричке до Белорусского вокзала и любил тебя. Там, почти рядом, на метро Динамо, у меня был заказан номер в гостинице «Аэростар». Но я не поехал туда. В метро я по ошибке сел в другую сторону, а когда заметил, не стал пересаживаться и