Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фирсов что-то записал на листке бумаги и кивнул.
− Они могут не давать показаний, − заметил Эркенов.
— Приведите убедительные аргументы и заставьте их говорить. А как только они увязнут в своих противоречиях, вы их подтолкнете. На этом первом этапе нам нужны дополнительные доказательства, подтверждающие вашу «историю». При некотором умении и правильной постановке вопросов они сами их предоставят. Вас это устраивает, коллеги?
Неделин кивнул.
— Есть вопросы?
Никто не ответил.
— Отлично. Тогда приступим к работе, — сказал полковник, вставая и завершая встречу.
Глава девяносто восьмая
Село Скалистое, срединный Крым
Ощущение болезни и близкого ухода было настолько сильным, что стало невыносимым. Когда Нефалим подошел к комнате, он даже подумал, что старик умер. Но это было не так, хотя его внешний вид говорил об обратном.
— Нефалим… Наконец-то ты набрался смелости, — пробормотал старик с ноткой иронии в голосе из глубины могилы.
Это «наконец-то» насторожило его. Под его весом скрипнули половицы. Стараясь не обращать внимания на отвратительную вонь, Нефалим присел у кровати старца, примостившись слева от него. Он положил руку ему на спину.
— У тебя даже не хватает смелости сказать мне об этом?
У него снова возникло ощущение, что старик копается в его душе.
— Что вам сказать?
— Я слеп и стар, это правда. И я тоже умру. Но я не глуп.
Нефалиму стало стыдно.
— Вы привезли его ко мне домой, не так ли? Моего правнука.
— Да. Он сейчас в вашей мастерской. Заперт, как вор.
— Девушка…
— Эстер.
— Да. Полагаю, они сбежали вместе?
— Да, Бабакай.
— Вы так и не поняли, да?
— Что понять?
— Неужели ты думаешь, что я считал его способным убить девушку, которую он любил? Что его любовь к Богине была достаточно сильна, чтобы заставить его пойти на такую жертву?
Нефалим замер.
— Если бы он был силен, если бы он был наследником нашего рода, он бы сделал это не моргнув глазом, как ты сделал со своей женой… Но он предпочел сбежать и предать нас.
Мужчина был потрясен.
— Вы это уже знали…
— Конечно. Мне просто нужно было, чтобы ты открыл глаза. Я сделал это не ради него, а ради нас всех, Нефалим.
Только тогда мужчина осознал свои безмерные недостатки как члена клана. Его глаза затуманились, когда он понял, о чем собирается спросить старец.
— Нет, я не могу, — заикался он.
— Всеволода нет. Если сам не можешь, то поручи это тому, кто сможет. Ты знаешь такого человека.
— Ты знал это с первого мгновения, — повторил Нефалим, уже не пытаясь скрыть шок в своем голосе. — Ты знал, что он убежит…
* * *
Они бросили его к ногам старика, как обычный мешок с удобрениями. Ему связали руки за спиной и бросили в черный мешок. По ворчанию в грубой ткани Бабакай понял, что пленнику заткнули рот.
Мальчик брыкался и мычал, как животное.
— Хватит, — сказал старик.
Услышав хрипловатый тон этого голоса, Михаил замер.
Мужчина жестом указал на Нефалима, который снял мешок и вытащил кляп. Они находились в мастерской Бабакая Латыпова. Бабакай сидел в кресле-качалке и невидящими бельмами смотрел на подростка. Заунывный скрип старого дерева, казалось, разрезал тишину на кусочки.
— Ты предал меня.
Мальчик увидел все разочарование и боль старца, скрытые в этих словах. В этот момент он понял, что Бабакай может наказывать его сколько угодно, но ни одно наказание не причинит ему такой боли, как этот взгляд. Это было похоже на прощание. Это осознание опустошило его.
— Ты предал меня и свою семью… Твой отец мертв. Я скоро присоединюсь к нему. Если бы ты послушал меня, всего этого, возможно, не случилось бы.
Бабакай взял в руки маску, изваянную из дерева. Он бросил ее на пол себе под ноги и несколько раз с неожиданной для глубокого старца силой топнул по ней своими строительными ботинками, разбивая вдребезги это чудо, на которое было потрачено столько пота.
— Теперь уже слишком поздно возвращаться назад. Все плохое, что произойдет, а ты можешь быть уверен, что так и будет, будет происходить только по твоей вине.
При помощи Захара старик встал и перед уходом сказал:
— Ты разбил мне сердце, мальчик.
Михаил поднялся на ноги и попытался крикнуть, что ему очень жаль, но дяди уже закрыли дверь и задвинули тяжелый засов. Он услышал щелчок навесного замка и в ужасе опустился на пол, как потерянная душа.
Глава девяносто девятая
УВД Симферополя
Ионова взяли прямо на кафедре. Обернувшись, он удивленно спросил сотрудников:
— А в чем, собственно, дело?
— Вам это объяснят.
…Через полчаса его привезли в Управление.
— Ну, здравствуйте, — сказал Кротов. — Надеюсь, вы понимаете, в связи с чем задержаны, Ионов?
— Нет, я не понимаю, в связи с чем я арестован.
Кротов неторопливо рисовал на бумаге какие-то затейливые фигуры — ромбики, кружки, кресты, соединял их между собой, какие-то части заштриховывал, и получался сложный орнамент. И на Валерия не смотрел, ждал, когда Ионов снова спросит его о причине ареста, но тот молчал, спокойно разглядывая кабинет.
— Вы задержаны для дачи показаний, — сказал Кротов и чуть откинулся на спинку стула, — посмотрите фотографии последователей «Неоанастасийцев» в поисках знакомых лиц.
Валерий отложил в сторону десяток фотографий с информационными листами на соответствующих лиц.
— Да. Большинство из них — это люди, с которыми я познакомился на конференциях или вечеринках, посвященных выходу книг. На мероприятиях, связанных с археологией или сардинской антропологией. Стоило нам затронуть на конференции хоть малейшую эзотерическую тему, как эти люди появлялись как грибы, — произнес он с ноткой отвращения в голосе.
— Отлично, — прокомментировал Евгений, открывая блокнот и делая вид, что записывает кое-что. — Если бы мы попросили вас дать показания в суде, чтобы подтвердить версию о ритуальных убийствах и связи этих обрядов с неоанастасийцами, вы бы согласились?
— Безусловно.
— Это замечательно. Вы можете попросить присутствия адвоката, если это вас успокоит.
− Да, пусть приедет.
Вскоре появился элегантный худой мужчина в добротном дорогом костюме и уселся рядом с Ионовым.
— Расскажите еще раз о Дмитрии Бирюкове. Когда вы впервые встретились с ним и так далее. Предупреждаю об ответственности за дачу ложных показаний, — сказал Кротов, включая магнитофон.
Он позволил ему говорить в течение двадцати минут, не прерывая его, даже когда он делал отступления, не имеющие отношения ни к делу, ни к Бирюкову; он проявлял интерес, создавая у него впечатление, что он следит за каждым его словом. Как