Легкая улыбка скривила губы юноши. Все-таки как хорошо, что она есть и вот пишет. Приятно… Хотя кто она ему? Просто подружка младшей сестры, которую знаешь тысячу лет? Или – нечто большее? Да вряд ли, слишком еще мала – школьница! И даже не выпускной класс… Нет, вряд ли это любовь, скорее дружба. Но дружба крепкая, на века… А бывает ли просто дружба между девчонкой и парнем? Бывает, а как же! Тем более Женька намного младше… Считай, соплячка еще… А за такими вот соплячками – глаз да глаз, взять хоть Катьку, сестру. Ишь ты, в кружковода влюбилась! Шестнадцатилетняя пигалица – во взрослого мужика! Ладно, придем из армии – разберемся!

Вот уже больше года ефрейтор Максим Мезенцев служил в Венгрии, в Южной группе войск. Оставалось еще два года… Впрочем, служба не надоедала – тяжело, но интересно. Что и говорить, чужая страна, чужие люди… Не армия, так когда бы еще за границей побывал? Никогда, наверное.

– Взво-од! Собраться в ленкомнате! – прокричал в коридоре стоявший «на тумбочке» дневальный. Послышался стук сапог…

Максим тоже вскочил, одернул гимнастерку и, спрятав письмо в тумбочку, поспешил следом за остальными…

– Товарищ лейтенант, взвод по вашему приказу собран! – вытянувшись у дверей, доложил вошедшему взводному сержант Баранец – служивший уже третий год усатый крепыш откуда-то из-под Сум.

– Вольно! – козырнул лейтенант. – Садитесь, товарищи.

Взводный был еще совсем «зеленым» парнем только что после училища и выглядел куда моложе сержанта. Блондин с непокорными вихрами и добродушным детским лицом, он чем-то напоминал слегка оборзевшего восьмиклассника, зато занимался боксом и даже был готов тренировать всех желающих в свободное от службы время. А что еще было делать-то? Даже офицеров в увольнение не очень-то отпускали – со времен кровавой осени 1956-го не прошло еще и десяти лет. Старый старшина эти события до сих пор… не очень любил вспоминать.

А вообще, в город солдат водили строем, но чаще возили на грузовой машине, в кузове или даже в фургоне. Не хотели лишний раз тревожить местных – здешние партийцы делали ставку на амнезию. Чтобы забыли все в обмен на развитие и покой.

Об этом как раз сейчас и напомнил взводный. Звали его Андрей.

– Венгерская социалистическая рабочая партия и ее лидер, товарищ Янош Кадар, являются большими друзьями Советского Союза. И вы, товарищи солдаты, должны всегда об этом помнить, иметь опрятный внешний вид…

На этих словах все оживились. Знали – коль уж зашла речь про «опрятный внешний вид», значит, куда-то поведут. Прошлый раз водили в оперу, а до этого – в оперетту, на Имре Кальмана. Максиму, кстати, понравилось…

– Итак, товарищи солдаты! – повысил голос взводный. – Завтра после обеда все свободные от нарядов отправляются на выставку конгресса финско… финно… финно-угорских народов… – Последние слова лейтенант прочитал по бумажке, которую вытащил из кармана. – На выставке представлены картины и фотографии, предоставленные Государственным университетом города Тарту, а также отделом культуры горда Тянска.

Максу показалось, что он ослышался. Ведь его-то родной Озерск – совсем рядом…

Тянск! Вот это повезло! Считай, привет с малой родины… Эх, скорее бы завтра! Скорее бы…

* * *

Спрыгнув с подножки трамвая, Резников прошелся по набережной, любуясь открывавшимся видом на парламент, и, свернув к знакомой площади, остановился у старинного собора. Осмотрелся. Заметив стоящий у небольшой гостиницы черный «Мерседес» и купив в ларьке мороженое, принялся неторопливо прохаживаться по тротуару.

Повезло – долго ходить не пришлось: вскоре из дверей отеля показался тот самый пижон в белом.

Толик быстро подскочил к машине.

– Гутен таг! Профессор Арнольд передает вам привет.

– Не знаю никакого профессора! – нервно отозвался незнакомец.

– Ваше дело. – Резников и ухом не повел. – Верно, он вам обо мне говорил. Сам он не придет. Вам придется иметь дело со мной… Если хотите получить картины.

Ничего не сказав, пижон захлопнул дверцу и запустил двигатель.

Пожав плечами, Анатолий выбросил недоеденное мороженое в урну и невозмутимо зашагал к набережной.

Черный «Мерседес» затормозил чуть впереди. Распахнулась дверца:

– Садитесь!

– Давно бы так.

Усевшись, Резников искоса взглянул на водителя – нервничает, да! Ишь как погнал… Оно и понятно!

– Что с профессором? – сворачивая к мосту, негромко поинтересовался пижон.

Толик повел плечом:

– Он уехал. Говорю же, вам придется иметь дело со мной. На тех же условиях. Просто доля профессора теперь…

– Откуда я знаю, что вы не из КГБ?

– Ниоткуда. Не хотите – я просто уйду. И, поверьте, найду, что делать с картинами.

– Вам их здесь не продать!

– Вот здесь вот остановите, если не трудно…

Владелец «Мерседеса» даже не снизил скорость! Лишь покусал тонкие губы да процедил:

– Гут!

Ну а что ему еще оставалось делать? Или рискуй, или сиди без картин. И это – на самом-то последнем этапе! Обидно…

– Завтра в пять утра жду вас у «Астории», – жестко промолвил немец. – Не опаздывайте. И… захватите с собой все.

Высадив Резникова у синагоги, герр Вебер свернул на улицу Ракоци и прибавил скорость.

Однако, прыткий молодой человек! Похоже, именно про него и говорил профессор. Интересно, что с Отто Яновичем? Не схватил ли КГБ? Хм… Если бы схватил, вряд ли бы этот юнец так наглел. Действовал бы куда осторожнее или вообще затаился бы.

Картины, картины! Если они и вправду у него, так какое дело, куда делся профессор? Может, не поделили чего, а может, и вправду уехал, струсил… Да и черт с ним! В органы он точно не пойдет.

Что же делать-то? Что? Так ведь уже сделал… Завтра в пять утра! Просто тщательно проверится насчет слежки, и если хоть малейшее подозрение…

Риск! А что, на войне не было риска? Ну и что с того, что помоложе был? Эх, разучился ты рисковать, Курт! Заматерел, обрюзг, забыл, что без риска никакого капитала не будет! Сумму-то вспомни! Есть, есть ради чего рисковать.

А на границе вообще не будет никакого риска! Завтра начальником смены – старый знакомый… один офицер, капитан Геза Фаркош. Убежденный и ничуть не раскаявшийся сторонник диктатора Хорти и фашиста Салаши, наделавший много шума в пятьдесят шестом… Ференц Салаши давно повешен, распалась его партия «Скрещенные стрелы», эмигрировал и умер на чужбине вице-адмирал Миклош Хорти, а вот Геза Фаркош ловко скрывал свои взгляды. Тем более местная государственная власть в лице товарища Яноша Кадара нынче делала ставку на общественную амнезию – в обмен на лояльность. Все поскорее забыть – такая была идея. Вот и старались,