свои грехи. Но что если это не путь истинный, а обыкновенная слабость, которой не должно быть места, когда престанет настоящая опасность. Ярость на убийц изжила себя, а на ее место пришла аутоагрессия и нескончаемая вина за растраченное время.

* * *

По святой традиции, заложенной еще давно у Птиц, полагалось после побед и тяжелых дней отдыхать так, чтобы потом пришлось долгие дни нарабатывать упущенное время. В обычные дни это сопровождалось пивом и хорошей музыкой. Но победа над злодеем, который не являлся таковым, должна была отмечаться красиво и душевно. Поэтому Сокол отвез всех Птиц на речку, чтобы те могли насладиться прохладой и пожарить шашлыки, позабыв о проблемах Гнезда. В первую очередь это было необходимо самому Соколу для того, чтобы напомнить себе, что он живой человек, а не бесчувственная машина. О чувствах напоминало визуальное восприятие семьи, которую он собрал собственноручно. Эта семья держится обособленным клином против всей грязи, которая происходит в городе. Птицы были главной гордостью для Сокола и единственной ценностью, о важности которой принято молчать. Сокола тешила мысль, что эти люди рядом с ним и есть то, чего ему не хватало все это время. Они — кусочки мозаики, которые дополняют его сердце и душу. Идея приехать на речку пришла в голову благодаря Сизому, который проговорил об этом весь последний месяц из-за аномальной жары. Сокола и самого посещала эта мысль, но когда она сопровождалась тем, что за ними все еще по пятам кто-то ходит, это не было так уж красочно и беззаботно. Теперь же, когда все закончилось, то он мог позволить себе тишину и спокойствие в компании Птиц.

Сорока, Чиж и Сизый с разбега побежали в речку, чтобы вдоволь наплескаться в прохладной воде. Они были похожи на крохотных воробьев, что моются в свежей луже и радуются тому, что выдалась возможность почистить перышки. Сорока брызгалась во все стороны, из-за чего Чижу в глаза попала вода, и он начал ворчать, отойдя в сторону. Уже вечерело, и поэтому на речке никого, кроме Птиц не было. Это место полностью принадлежало им, пока не надоест. Здесь и сейчас они могли позволить себе быть шумными и счастливыми, ведь пока что все в порядке. Пока Сокол разводил огонь в мангале, Глухарь и Щегол насаживали куски мяса на шампуры. Это не заняло много времени, и после этого Сокол отправил их тоже развеяться, пока он готовит еду. В воду Щегол не хотел, или, возможно, дело было совершенно не в воде, поэтому он принял приглашение Глухаря прогуляться с Плюшей вдоль берега. Собака бежала впереди и прыгала на каждую встречную бабочку или муху, чем забавляла Щегла. Глухарь молчаливо шел рядом и мягко улыбался алому закату.

— Получается, все закончилось? — Щегол посмотрел на Глухаря.

— Нас впереди ждет август и заклятый враг Сокола, а что уж с нами будет потом, мне и воображать не вздумалось, — Глухарь сорвал колосок и зажал его между зубов.

Русло речки заворачивало куда-то за холм, а перед Щеглом и Глухарем предстало поле, что пестрило всевозможными цветами и травами. Заметив такое раздолье, Плюша со всей скорости бросилась прыгать по этому полю, словно олененок, а Глухарь со Щеглом сели на землю, наблюдая за этим. Издалека был слышен визг Сороки и смех Сизого, что эхом разносились по всей местности.

— Почему не с ними? Тебе бы веселить, да беситься, а не со мной тут сидеть, — Глухарь повернулся к Щеглу. — Мне казалось, вы хорошо сблизились.

— Думаю, с Сизым мы и в правду подружились. С Сорокой и Чижом труднее. Намного труднее, — Щегол прикрыл глаза, встречая теплый ветерок. — А здесь я потому что, иногда хочется тишины, чтобы привести мысли в порядок.

— Тебя что-то тревожит?

— Слишком многое, — Щегол усмехнулся. — Я боюсь своей слабости.

— Слабости не нужно бояться. Ее можно или принять, или бороться с ней, — Глухарь задумчиво почесал подбородок. — Гораздо труднее с силой. Люди чувствуют себя богами, судьями и всемогущими, когда им удается дотронуться до величия и власти. Нужно иметь твердый характер, чтобы совладать с этим. Слабость не приговор, а лишь предлог чтобы стать сильнее.

Щегол кивнул и упал назад, соприкасаясь с полем всем телом. Трава была мягкой, словно пуховое одеяло, что окутывало со всех сторон. Щегол не мог перестать думать о Бульбе, мужчине, что выдавал себя за Германа Жукова. Он был прямым напоминанием слабости, с которой не смог справиться по истечении стольких лет. Даже не зная всей истории об их общем прошлом с Соколом, Щегол видел, что одно и то же событие превратило одного в мушку, которая доживает остатки дозволенного, а второго в хищника, что грызет себя за прошлое. Щегол провел руками по поверхности земли, царапая руки о траву. Хотелось провалиться в эту бездну, как Алиса падала в колодец в сказке.

— Есть еще кое-что, о чем я хотел у Вас спросить, — Щегол повернул голову на Глухаря. — Вы были в комнате Сороки?

— Слишком давно, — Глухарь улыбнулся. — Настолько давно, что она тогда еще не была той, кем стала.

— Почему она никого не пускает к себе? У нее такая красивая комната и такие рисунки, что их можно как сказку читать, — Щегол поднял руки к небу. — Я случайно зашел, так она чуть не прибила меня дверью.

— А как сам думаешь? — Глухарь улыбнулся, словно уже знал ответ.

Почему-то Глухарь решил, что Щегол сможет сам найти ответ на этот вопрос. Ему захотелось вспылить, ведь если бы он знал ответ, то не пришел бы с этим вопросом к Глухарю. Но, припомнив эту довольную улыбку на его лице, Щегол подумал, что все должно быть на поверхности. Щегол прикрыл глаза, стараясь найти правильный ответ в этой загадке. Сорока действительно охраняла свою комнату, точно сторожевая собака. Она готова была вгрызться в горло тому, кто заберется на запрещенную территорию. Проводя эту параллель, Щегол пришел к выводу, что комната и все, в ней находящееся, для Сороки являются чем-то ценным и значимым. Чем-то, что больше никто не должен видеть, чем-то личным.

— Там есть что-то дорогое ей? Что-то личное?

— Комната и есть это личное. На стенах ее переживания и мысли. Все, что она не может вынести во внешний мир, — Глухарь прокрутил соломинку между пальцев. — Ее комната — ее душа, куда она тоже никого не впускает.

Щегол пожал губы. Если комната Сороки была такой красочной и по-детски забавной, неужели и внутри она точно такая же, раз это и есть ее внутренний мир. Стало смешно,