Из спаленки выбралась янтарная костянка. Комнаты были хранилищами для яиц многоножки: кладки блестели от слизи. Соня отшвырнула домик.

— Сфоткай меня! — Кирилл оседлал лошадку.

Алиса прицелилась камерой. Женя изучал пострадавшие гравюры, а Оля уходила по туннелю из хлама…

— Ну, гаденыш! Убью тебя!

Холодная капля угодила за шиворот. По книжным страницам — этим прямоугольным кувшинкам на мелководье — скакали блохи. Лодыжки засвербели.

— Латынь, — пробормотал Женя, водя фонариком. — И греческий. И французский…

Он приподнял томище с выгравированной звездой. Полистал, вовсе не поняв, на каком языке это написано. Буквы струились по диагонали, и от их неправильности заныло в затылке.

* * *

Артем бороздил темноту. Он шел так уверенно, шел, превозмогая страх, — как дети идут к своим умершим, но воскресшим матерям.

Зал заканчивался постаментом — ступенчатой пирамидой из осклизлого камня. Постамент вызвал ассоциации с пьедесталом в крематории, но вместо гроба на нем стояло что-то плоское, занавешенное серой истлевшей тряпкой. Артем взобрался на возвышение… — пальцы словно коснулись свиной кожи. Тряпка полетела в лужицу.

Артем едва не закричал, когда чья-то рука вцепилась ему в ворот. Он решил, это старик с крюком, Бука, человек, охраняющий мир мертвецов, кремирующий матерей. Но на ступеньках стояла Оля.

— Больше я за тобой бегать не буду, понял?

Артем попробовал выпутаться, но сестра держала крепко. Держала и смотрела поверх его растрепанных волос. То, что она в полумраке приняла за дверной проем, было высоким зеркалом. Тусклое, в старинной облупившейся раме. Мельчайшие чешуйки краски осыпались, потревоженные людьми. Амальгама отражала гостей — их становилось больше. К постаменту подходили Алиса, Женя, Соня, Кирилл.

— Мама, — хныкнул Артем.

— Точно крыша поехала у малого. — Алиса оглядела зеркало и огарок свечи, стоящий прямо под ним. Наплывший воск растекся по камню. Алиса посветила на стены: — Вы это видели?

— Похоже на картинки из холла, — сказал Кирилл.

— Только старее, — взволновался Женя.

Лучи озарили потрескавшиеся фрески. Арлекин танцевал кривляясь, и здесь его нечеловеческая сущность была очевиднее. Рыбак тащил из океана полный невод омерзительных полупрозрачных чудовищ с костями наружу. Крысы догоняли и терзали олененка. Женщины с пастями мурен секли косами торчащие из земли головы. Оля подумала, что нанятые художники воспроизвели сюжеты фрески — в таком случае демонтированное панно между этажами могло содержать сцену с детьми…

Над арлекином некие рогатые твари топили в бочках детей. Перекошенные рты жертв, пузыри над водой и безумные глаза демонов вынудили Олю отвести взор.

— Треш, — сказал Кирилл, щелкая камерой.

Чик. Чик. Чик.

— Кажется, это ад, — проговорил Женя. — Вокруг фрески такая же рама, как у зеркала. Видите, узор? Это как бы зазеркалье.

— Как у Тима Бертона. — Алиса посветила на косарей. — Траляля и Труляля. — Луч переметнулся к рыбаку. — Шалтай-Болтай.

— Сто раз читал Кэрролла, — похвастался Женя.

— По-твоему, в честь кого меня назвали?

— А это что? — Кирилл перешагнул через свечу.

На зеркальной глади чем-то красным были нарисованы схематическая дверь и лесенка, ведущая от нее вниз.

В памяти Оли всплыл пионерский лагерь. Маму тогда положили в роддом на сохранение, а Олю сплавили к морю. Девочки в лагере щекотали друг другу нервы страшными историями: про гроб на колесиках, платок-убийцу и беляши с подозрительным мясом. Среди прочего была история про…

— Пиковая Дама, — сказала Оля, удерживая Артема. — Это чтобы ее вызвать.

Девочки предлагали девятилетней Оле провести обряд, но она испугалась. По возвращении в город Олю ждал новорожденный братец…

— Все правильно, — сказал Женя. — Пиковая Дама.

— Она выполняет желания, — произнесла Оля.

«Желания», — мысленно повторил Артем, всматриваясь в красные дверцы. За спинами визитеров клубился мрак, куклы перемигивались, прусаки выползали из глазниц.

— А потом, — сказал Женя, — обрезает волосы и убивает.

— Кто пять минут назад не верил в призраков? — подтрунила Алиса.

— Это часть мифа. Городская легенда…

Кирилл постучал костяшками по стеклу, словно просился в гости.

— Давайте вызовем ее.

— Может, не надо? — неуверенно сказала Соня. — Это же типа вызов духа…

— Так вот что это за запашок, — ухмыльнулась Алиса. — Кое-кто обделал штанишки?

— Даже малой не боится, — сказал Кирилл. — Правда, малой?

«Я боюсь, — подумал Артем, — я очень боюсь. Но там мама, и ее надо вызволить».

— Так что делаем?

— Вы реально? — спросил Женя. — Детский сад…

— Почему нет? Это прикольно. Выискался взрослый. Комиксы рисуешь ночами напролет. Инструктируй лучше.

— Ну… нужно зажечь свечу и три раза сказать: «Пиковая Дама, приди»…

Оля поелозила лучом по холмистому хламу. Этот шорох за шкафами — крысы? Крысы устроили гнездо в школьном подвале? В купели?..

«Нет, блин, это манекен поворачивает деревянную башку».

Маски следили за людьми провалами алчных глазниц. Арлекин плясал и скалился, косари резали шеи. Блохи вгрызались в щиколотки.

Кирилл выломал из восковой лужи свечу. Алиса чиркнула одноразовой зажигалкой, подожгла фитиль. Он оказался сухим. В амальгаме задергался язычок пламени. Тени подкрадывались к постаменту, и насупившаяся Соня поднялась на ступеньку выше. Словно чернильное море омывало волнами каменную пирамиду, грозила затопить подвал.

— Ну, поехали. — Кирилл поборол улыбку, поднес огарок к зеркалу. — Пиковая Дама, приди.

Капля сорвалась с потолка и разбилась о сервант. Многоножка юркнула в кукольный домик.

— Пиковая Дама, приди.

Оля почувствовала, как волоски вздыбливаются на предплечье. Глупо так — в семнадцать забояться детской страшилки. Что дальше, в Артемкиного Бабая поверит?

— Пиковая Дама, приди.

Алиса достала телефон и снимала Кирилла на камеру.

— Блин, если ты это выложишь…

— Мы наберем шестьсот шестьдесят шесть лайков.

Артем смотрел не моргая на красные дверцы. Персонажи фрески двигались в расфокусе.

— Пиковая Дама, приди!

Кирилл вопросительно оглянулся.

— Теперь желание, — подсказал Женя.

— Хочу миллион.

— Оригинально, — фыркнула Алиса.