губы. Безмятежная гладь навеяла острое чувство тоски и тревоги. В последнее время опасность мерещилась ей везде: в стоящей за спиной страже, в священнике на утренней молитве, в слугах, приносящих еду. Откуда ударит враг? Этот вопрос мучил ее, не давая заснуть. «Защититься от измены нельзя, — кричал ей внутренний голос, — ее можно только предупредить, ударив первой. Но кого, где и когда?»

'Предадут самые ближние, — прошептала она еле слышно, — те, на кого даже страшно подумать.

Повернувшись назад к стоящему за спиной ближайшему помощнику и главе императорского гинекея — кубикуларию Шерану аль Саю — она произнесла, недовольно кривя рот.

— Как он смог миновать заставы мятежников?

Евнух по своему физическому состоянию и прожженный царедворец по призванию, Шеран умоляюще сложил пухлые ладошки на груди.

— Всемилостивейшая госпожа, я вам все сейчас покажу, только умоляю, отойдите подальше от бойниц. Эти безбожники стреляют на любое движение.

Императрица одарила своего помощника таким взглядом, что тот немедленно заткнулся и, вздохнув, тоже подошел ближе к зубцам башни.

— Обратите внимание, госпожа, вон на ту ложбинку, поднимающуюся между скал. Видите, снизу проход охраняют, но если пройти по воде чуть дальше и залезть по скале, то потом можно выйти на нее уже в середине, в роще вон того кустарника, а оттуда уже беспрепятственно добраться до самой стены дворца.

— Думаешь, он действительно мог там залезть? — Феодора с сомнением проследила весь маршрут.

— А почему нет. — Шеран аль Сай пожал плечами. — Купцы, они такие. В любую щель пролезут как тараканы, стоит лишь поманить прибылью, а Парастидисы торговцы от бога. Ради наживы пойдут и в огонь, и в воду.

Императрица одарила кубикулария ироничной усмешкой.

— Что я слышу, Шеран, неужели осуждение⁈ Ты же ведь только что описал самого себя.

— Как вы можете, моя госпожа, я преданно служу Вам исключительно из благородных побуждений моей души, а бренный метал я принимаю от вас только как отличительные знаки Вашей милости.

— Хватит! Не обижайся, — Феодора чуть смягчила усмешку, — я пошутила, в твоей преданности я не сомневаюсь… Пока! — В глазах императрицы появился стальной отблеск, говоривший: «Только попробуй даже подумать о предательстве, и я сотру тебя в порошок»

Злая ирония и угроза Феодоры не особо тронули Шерана аль Сай, поскольку тот искренне считал, что на сегодня императрица нуждается в его услугах гораздо больше, чем он в ее милости. Золото золотом, но они оба знали, что не оно сейчас является главной связывающей их нитью. Шеран так же, как и императрица в случае поражения, терял все, что имел, а скорее всего и жизнь. За годы, проведенные в гинекее дворца, он нажил столько врагов, неистово желающих ему смерти, что и думать об этом не хотелось.

Тот, ради кого они поднялись в это уединенное от посторонних ушей место, был глава торгового дома Нуклеос Парастидис. Этой ночью тот неожиданно появился у стен дворца, и бойцы преторианской гвардии по веревке подняли его наверх, а потом доставили к Шерану, взявшему на себя в это трудное время представлять интересы Феодоры и координацию всех боевых сил на осажденном Палатинском холме. Доставленный купец заявил, что предпринял это опасное путешествие только потому, что искренне предан императрице и не мог не предупредить ее о грозящей опасности. На удивленный вопрос кубикулария — откуда у того такая информация, Парастидис поведал о полученном от брата письме из самой ставки Великой армии. Говорить о сути письма ни с кем иным кроме императрицы купец отказался, и Шеран был вынужден доложить о случившемся Феодоре, о чем, с некоторой досадой, он сейчас и подумал.

Подобострастная улыбка на его губах продержалась ровно столько, сколько требовал этикет в ответ на шутку порфироносной особы, а затем, проявив нетерпение, он позволил себе вопрос, который в другие времена прозвучал бы как дерзость.

— Прикажете привести его, моя госпожа? — Он по привычке настороженно зыркнул по сторонам и добавил: — Возможно, информация, действительно, заслуживает внимания.

Утвердительно кивнув, Феодора вновь перевела взгляд на безбрежную голубую гладь, а ее державный евнух дал знак страже. Два преторианца, звякая железом, скрылись в люке башни и через несколько мгновений показались обратно, ведя под охраной невысокого человека в мятой дорогой далматике и с настороженно-испуганным выражением лица.

Остановившись в шаге от императрицы, человек опустился на колени и замер, в ожидании разрешения говорить.

Какие бы подозрения не высказывала Феодора своему евнуху, но на самом деле к известию из армии она отнеслась очень серьезно. Именно поэтому была и выбрана площадка на башне. Здесь, в отсутствии дворцовых стен, императрица была полностью уверена — информация не достигнет чужих ушей.

По знаку Шерана преторианцы вернулись на свое место, и только после этого Феодора позволила купцу подняться.

— Ты настаивал на личной встрече со мной, почему? — Взгляд ее темно-зеленых глаз вонзился в лицо купца, и тот, замявшись, начал с извинений.

— Простите мне мою дерзость, моя госпожа, но я совершенно не ориентируюсь в настоящем положении дел во дворце, а полученная мной информация касается очень высокопоставленных господ и близких вам людей. Мне хотелось полной уверенности, что дурные вести не попадут…

Жест Феодоры остановил разговорившегося Парастидиса, а ее резкий голос заставил его вздрогнуть.

— Где письмо⁈

Суетясь, Нуклеос стал быстро распарывать шов далматики, и наконец справившись, протянул императрице тонко свернутую трубочку.

Не шелохнувшись, Феодора позволила принять письмо своему кубикуларию, и тот, развернув, начал читать:

— Мой дорогой брат, по возможности, сообщаю тебе печальные новости, которые в скором времени не только плачевно отразятся на доходах нашего торгового дома, но и ввергнут в чудовищную смуту всю империю. Вчера в ставку прибыло посольство от патриарха, Ордена и Священной комиссии. Насколько я знаю, целью посольства было подтверждение от имени императрицы договора между Василием и Иоанном, но к сожалению, к их приезду власть в армии была уже полностью захвачена цезарем Иоанном. В связи с этим, сегодня утром послы патриарха долго совещались с самопровозглашенным императором, и к своему ужасу, из самых надежных источников я узнал о достигнутых договоренностях. Посольство, от имени своих руководителей, присягнуло императору Иоанну, а тот в свою очередь подтвердил все права и привилегии церкви, Ордена и Трибунала. В связи с этим, я очень опасаюсь за жизнь как самой вдовствующей императрицы, так и ее детей, а также за все наши торговые связи с имперской канцелярией и двором императрицы.

Еще должен сообщить,