она тогда полюбила мавра? Разве ты не видел, целомудренная размазня, как она играла его рукою?».

Обратим внимание: Яго шутит, забавляется не только в присутствии Родриго, но и в присутствии Дездемоны. Та кокетливо возражает, «типун тебе на язык», но, в сущности, ей весело, она сама забавляется, подспудно, возможно сама о том не подозревая, освобождаясь от собственной чрезмерной серьёзности с Отелло.

Согласимся, Дездемона нормальная женщина, даже когда чуть притворяется, что подобные разговоры её стыдят.

Яго: когда шут перестаёт быть шутом…

Так забавляется шут и клоун, так забавляются другие, включая Дездемону. Так забавляется сам Шекспир, который в одно и то же время восторгается Отелло, сокрушается по поводу его судьбы, и смеётся над высокими помыслами Отелло и Дездемоны.

Точно также как в одно и то же время существует логика Ромео и Джульетты, и логика няни Джульетты[505]. Одно без другого, становится выспренним, фальшивым, или приземлённым, пошлым.

Задам парадоксальный вопрос, а мог бы Яго приблизительно также забавляться с Отелло, рассуждая на тему «слишком целомудренна»

…«слишком», это сверх меры, не «нормальность», крайность, патология?..

или «благородный-благородный» не должен смеяться и забавляться?

В отношении к Отелло подобные вопросы могут показаться кощунственными. Но, как известно, без кощунственных вопросов, выхолащивается даже вера в Бога…

Шекспир не менее карнавален, чем Рабле[506], это бесспорно,

…какая ирония – ирония самого дьявола – скрывается в этом слове «бесспорно», но как обойтись без подобных утверждений?..

но ему тесно и в границах карнавала.

Вот «не карнавальные» рассуждения Яго.

«Хоть я порядком ненавижу мавра,

Он благородный, честный человек

И будет Дездемоне верным мужем,

В чём у меня ничуть сомненья нет.

Но, кажется, и я увлёкся ею.

Что ж тут такого? Я готов на всё,

Чтоб насолить Отелло. Допущенье,

Что дьявол обнимал мою жену,

Мне внутренности ядом разъедает.

Пусть за жену отдаст он долг женой,

А то я всё равно заставлю мавра

Так ревновать, что он сойдёт с ума».

Насколько можно судить по этим словам, мотив отмщенья, связанный с тем, что «офицером» был выбран Кассио, а не он, Яго, не единственный в поступках Яго. Иное «допущенье» разъедает его внутренности ядом. Этим «допущеньем» он намеревается «поделиться» с Отелло, пусть и его внутренности разъедает ядом. Это уже точно не карнавал, и перед нами не шут, не клоун.

Оскорблённый человек, точно такой же каким чуть позже окажется Отелло.

Оскорблённый мужчина, разум и воля которого бессильны не столько перед «нелепостями чувственности», сколько перед «нелепостями» («тараканами»), которые «заводятся» из отношения к своей женщине, как своей собственности.

Рискну сделать обобщение. Одна мысль о том, что другой (другой?!) обнимает твою женщину, во все времена будет ядом разъедать внутренности любого (практически, любого) мужчины. Как будет в будущем, когда возникнут новые роли мужчины и женщины, не знаю, возможно, яда станет поменьше. Не более того.

Доверчив Отелло, или не доверчив, призналась женщина, что полюбила (за муки, или за что-то иное), следовательно, вынесла себе окончательный вердикт, она становится собственностью мужчины, и если червь сомнения поселился в его мозгу, яд ревности будет разъедать его внутренности. А если он, Отелло, будет в бешенстве вращать глазами…

…дружба выше любви?

Написал этот заголовок и будто вернулся к фильму «Жюль и Джим»[507], другие времена, другие нравы, а всё те же боли, теперь уже скорее фантомные.

Вернёмся к Отелло.

Когда Яго искусно притворяясь, капля за каплей будет отравлять сознание Отелло, тот ответит весьма красноречиво:

«Ты губишь друга, если сознаёшь, Что он в беде, и не предупреждаешь».

Позволю себе такой вольный приём, в художественном отношении, возможно, не корректный, в культурологическом отношении, скорее, правомерный. Классика на то и классика, чтобы не рассыпаться от вольных интерпретаций.

Так вот, представим себе, что мы стоим на позициях мужской стаи, сплотившейся вокруг Брет, из «Фиесты»[508]. «Позиций» особых у них нет, есть печаль, есть растерянность, есть то, что мы назвали «нерастраченная нежность». Возможно, у каждого из них, у Джейка Барнса прежде всего, яд разъедает внутренности, но они не только в этом не признаются, не только не вознамерятся задушить Брет,

…даже Роберту Кону это не придёт в голову…

но, прежде всего, постыдятся самих себя, в которых говорит мужчина-собственник.

«Фиеста» своеобразная антитеза «Отелло», два параллельных мира, которые можно столкнуть в неэвклидовом пространстве культуры. Время «Фиесты» – время нового мира, в котором существует множество миров, подвижных, спонтанных, возникающих, распадающихся, собрались, поехали, выпили, посмотрели, вернулись, расстались, сбиваются в стаю, остаются сами по себе.

В самой «Фиесте» – парадокс новейшего времени – странная, причудливая, мужская «стая», центром которой – и в смысловом, и в волевом, и в психологическом смысле – является женщина.

Мужчины с этим смирились…

А теперь, под этим углом зрения возвратимся к диалогу Яго и Отелло.

«Отелло:

А что такое?

Яго:

Так. Соображенья.

Хочу сличить их, вот и всё.

Отелло:

Сличить?

Яго:

Он с нею был знаком до вас?

Отелло:

И между нами выступал не раз

Посредником.

Яго:

Посредником?

Отелло:

Конечно.

А что дурного в этом? Разве он

Не стоил этого доверья?

Яго:

Стоил

Отелло:

И оправдал, как видишь.

Яго:

Оправдал.

Отелло:

Ты чем-то озабочен?

Яго:

Озабочен?

Отелло:

…

Яго:

Все быть должны, чем кажутся.

Отелло:

Бесспорно.

Яго:

Вот Кассио и честный человек.

Отелло:

Нет, так нельзя. На что ты намекаешь?

Ты что-то знаешь. Без обиняков!

Всё худшее, что ты таишь, – наружу!

Яго:

Повиноваться старшим генерал, —

Долг воина, но оглашать догадки

Не входит и в обязанность раба.

Сказать, что думаешь? А если мысли

Кощунственны и ложны, точно грязь

В святилище или в суде неправда?

Отелло:

Ты губишь друга, если сознаёшь,

Что он в беде, и не предупреждаешь».

В «Отелло» (не только в «Отелло», но это уже другой сюжет) мужская и женская «стаи», живут в параллельных мирах. Как в наших традиционных азербайджанских свадьбах: мужская свадьба (kişi toyu) отдельно, женская свадьба (qadın toyu) отдельно. Конечно, во все времена существовала и существует любовь к женщине, конечно, Наполеон