Мы обговорили это накануне вечером — как себя вести. Обсудили моральную сторону дела. Для меня это была игра в одни ворота. Для мисс Пентикост все обстояло не так просто. Но в итоге мы оказались на одной стороне.

Бекка смущенно заморгала. Теперь она уже не стояла на краю бездны. Но не понимала, где стоит.

— И что мне делать?

Она выглядела такой потерянной. У меня разрывалось сердце.

— Я не могу сказать вам, что делать, мисс Коллинз, — ответила босс.

— А как бы вы поступили на моем месте?

Мисс Пентикост откинулась в кресле. Подняла руки и пригладила выбившийся из пучка локон. Седая прядь выделялась ярче прежнего.

Как же она постарела! Теперь она казалась гораздо старше, чем в день нашего знакомства. Старше, чем когда мы начали это расследование.

— Как бы поступила я?

Эмоции мелькали в ее настоящем глазу быстрее, чем я успевала считывать. Я понимала, что она истощена и находится на грани. Но знала также, насколько тщательно она старается подобрать слова.

— Я бы сумела достучаться до женщины вроде Абигейл вовремя. Прежде чем она начнет разменивать одну боль на другую, — произнесла она. — Нашла бы способ обернуть таланты женщины вроде Белестрад во благо. Нашла бы способ сделать вашего отца свободным и счастливым, чтобы вам не пришлось за него мстить.

— Я не могу сделать ничего из этого. Но могу разрубить цепь этих событий, чтобы никто больше от них не пострадал, виновный или невинный.

Следующие полчаса Бекка и мисс Пентикост перебирали варианты. Я тоже подбросила несколько идей. Когда Бекка наконец ушла, в воздухе еще витала мысль о том, как ей следует поступить. Когда я выпустила ее в зимнюю тьму, мы неловко потоптались у двери.

Без поцелуя. Без слов. Один только взгляд.

В глубине души я беспокоилась, что, вернувшись домой, она выберет то же легкое решение, что и ее отец. Мне хотелось что-то сказать, но я не стала. Только смотрела, как она удаляется нетвердой походкой. Я не сводила с нее глаз, пока она не села в такси и не скрылась из вида.

Теперь мы узнавали новости по делу Коллинзов в точности так же, как и весь остальной город, — из газет. Хотя и позвонили кое-каким знакомым.

Через два дня после той встречи в кабинете Бекка и Рэндольф созвали чрезвычайное и закрытое заседание совета директоров «Сталелитейной компании Коллинза». Ни одно слово не просочилось за закрытые двери, но, учитывая последующие события, я примерно догадываюсь, о чем там говорилось.

В тот же день совет директоров поговорил с окружным прокурором, и обвинение в хищениях было снято. Компания, похоже, отказалась сотрудничать с обвинением по делу Харрисона Уоллеса. Позже в тот же день адвокат Уоллеса наконец-то подал прошение об освобождении под залог, и тот был предоставлен. Оплатили его Бекка и Рэндольф. Через несколько дней на второй странице деловой секции «Таймс» я прочитала, что близнецы продают свою долю в компании. Задешево.

Вот моя догадка о том, что произошло на совете директоров. Были озвучены угрозы и сделано предложение. Помогите вытащить Уоллеса из тюрьмы, и получите бразды правления компанией. А если позволите обвинению продолжить свое дело, то все может стать достоянием публики, и крупнейшие акционеры будут настроены враждебно.

Совет директоров с легкостью сделал выбор.

Дело по обвинению Уоллеса в убийстве Белестрад развалилось. На оружии не нашли отпечатков, а других улик было слишком мало, так что окружной прокурор отказался от обвинения. Полиция попыталась обвинить Уоллеса в убийстве Абигейл. Но даже сравнив показания гостей вечеринки, как это сделали мы, и вычислив, что он возвращался в кабинет, копы не смогли получить достаточно доказательств. А дорогие адвокаты творят чудеса.

Однако сделка вышла совету директоров боком. Через несколько недель военные объявили, что подписали крупный контракт с другим предприятием. Даже для правительства все эти взлеты и падения «Сталелитейной компании Коллинза» оказались чрезмерными.

Лейзенби нанес нам пару визитов, пытаясь выудить какую-нибудь информацию. Хотел, чтобы мы выложили ему все, что имеем на Уоллеса. Мы упорно отмалчивались, утверждая, что у нас ничего нет, тем самым переступив черту, но я много чего переступала в жизни. Он ушел разочарованным, не сомневаясь в том, что мы знаем больше, чем говорим.

Полиция также занялась поисками Нила Уоткиса. Он исчез из своей комнаты в доме Белестрад, оставив пустые ящики и пустой банковский счет. А еще, как я догадывалась, забрал несколько десятков магнитофонных записей с материалом для шантажа. Почему он оставил пленку с Абигейл Коллинз? Считал себя обязанным прежней нанимательнице и решил направить нас в нужную сторону? Понятия не имею.

Сама пленка уже хранилась на третьем этаже, вместе с остальными заметками по делу. Никогда не знаешь, в какой момент то, что ты считал забытым и похороненным, потом выйдет тебе боком.

Вскоре после рождественских праздников Джон Мередит признал себя виновным и получил четыре года. Я на заседании суда не присутствовала. К тому времени мы уже расследовали другое дело, о пропавших людях, и попали в самое пекло.

Его признание своей вины не стало сюрпризом. Уж точно не для меня.

За неделю до этого я съездила в манхэттенскую тюрьму. За пять долларов, переданные в нужные руки, я купила десять минут разговора с Мередитом. Еще пятьдесят убедили охранника не подслушивать у двери.

К тому времени мои кости и ссадины зажили. Единственным воспоминанием о нападении остался шрам на щеке. Я убеждала себя, что он придает мне грозный вид.

Мередиту повезло меньше. Нос ему не вправили, а левый глаз перекосился, придавая лицу заспанный вид. Однако, увидев меня вместо адвоката, Мередит встрепенулся.

— Что вы здесь делаете? — взревел он, дернув наручники, приковывающие его к столу. — Я не хочу с вами разговаривать! Охрана! Охрана!

— Охрана пошла прогуляться.

— Я не буду с вами разговаривать.

— А мне и не нужно, чтобы вы говорили, — сказала я. — Просто послушайте. Пять минут, и вы больше никогда меня не увидите.

Ему это не понравилось, но он утих. Я села за стол напротив него.

— Мы с боссом… все знаем. Знаем, кто убил Белестрад и Абигейл Коллинз. Знаем, почему вы солгали ради нее.

Его черты исказились, на лице боролись гнев и страх.

— Но мы никому не скажем, — добавила я. — Никто не знает. И не узнает. Все считают, что это сделал Уоллес, а он скоро умрет. И все оставшиеся вопросы будут похоронены вместе с ним.

Его лицо расслабилось, но он с опаской покосился на меня. Как будто ждал подвоха.

— Вы признаете себя виновным, и вам не будут задавать вопросов, почему вы это сделали. А если не признаете, то предстанете перед судом присяжных, и неизвестно, до чего докопается окружной прокурор и что выплывет наружу. Я лишь хочу, чтоб вы знали. И могли взвесить варианты.