— Его не тронут, — коротко бросил Сандро. — Идём, мама послала за тобой.

Миа шла и смотрела по сторонам.

Остров окружали лодки. Десятки, если не сотни лодок, словно стая хищных рыб, что вгрызаются в тело добычи, стояли пришвартованные повсюду вдоль зарослей тальника, уткнувшись носами в ил. Кто-то разгружал мешки и бочки, кто-то носил дрова: на суше вовсю шли приготовления к празднику. Яркие треугольные лоскуты ткани, связанные друг с другом в длинные ленты, украшали ветви деревьев, образуя большой круг. В центре острова уже выросли горы топляка и хвороста для костров. Свиные туши, корзины с рыбой и бочки с вином — Мардажлетта собиралась праздновать всю ночь. Кто-то бренчал на мандолине, настраивая инструмент, дети подбрасывали в воздух бубен, тренируясь в умении жонглировать, и девушки в своих лучших юбках уже прохаживались, покачивая бёдрами и поглядывая на молодых мужчин. Не так уж часто все водные кочевники собираются в одном месте.

Это только сегодня никто не работает. Сегодня день Светлейшей и Ночь Откровений — самый большой цверрский праздник.

Миа увидела Джакомо и Марчеллу, идущих навстречу. И если Джакомо удивился, увидев её живой и здоровой, то лицо Марчеллы от разочарования даже перекосило. Поэтому на вопрос о том, как ей удалось выбраться из цепких лап констеблей, Миа лишь пожала плечами и ответила, не вдаваясь в подробности, что просто погадала кому нужно на удачу.

Но Марчеллу не так уж и легко было провести. Она подошла близко и, уперев кулаки в бёдра, произнесла негромко, но едко:

— Видела я, кому ты собиралась погадать на удачу. И в чью лодку садилась, тоже видела. Зря ты вернулась, Дамь'яна. Ой, зря!

— Шла бы ты, Марчелла, по своим делам и дальше, — буркнула Миа, — и не переходила бы мне дорогу.

— Слышала я о тебе кое-что… Уже все в Пескерии болтают, что братья Скалигеры притащили путану в дом и пользуют на пару, — усмехнулась Марчелла и, проведя пальцами по ткани плаща Дамианы, добавила шёпотом, — дорогой плащик-то. Что, хорошо быть богатой подстилкой?

— Уж не твой ли длинный язык метёт по всей Пескерии, а Марчелла? Что, после меня на рива дель Боккаро твоё враньё идёт всего по сантиму за день? Смотри, как бы Джакомо не подобрал тебе замену поязыкастее, а тебя не сдал в бордель, — зло ответила Дамиана. — Учись предсказывать получше, неумёха! И пальцы не держи как грабли, когда гадаешь.

Угольно-чёрные глаза Марчеллы блеснули недобро, она чуть наклонилась вперёд и шепнула:

— Недолго тебе праздновать осталось… Не думай, что патриции не выбросят тебя в канал, как рыбью требуху…

Сплюнула Дамиане под ноги и пошла дальше, покачивая бёдрами.

Сандро терпеливо стоял в стороне, ожидая, пока девушки поговорят. Мужчины цверров никогда не вмешиваются в женские дела. Миа распрямила плечи и направилась в другую сторону как ни в чём не бывало, но подумала, что если Марчелла знает о Скалигерах, то считай — вся Альбиция знает. А это ой как плохо!

У шатра мамы Ленары стояли корзины с цветами жёлтой магнолии. За этими цветами для праздника Светлейшей цверры плавают очень далеко, на другую сторону лагуны. Там, на узкой полосе между морем и скалистым обрывом, огромные заросли этих кустарников. Не таких, как в саду Дворца Дожей — лепестки этих магнолий вытянутые и острые, словно лучи…

Лепестки!

Миа остановилась как вкопанная, глядя на эти корзины.

Почему она не спросила у маэстро, как выглядели лепестки вокруг тела девушек?! У тех магнолий, что растут в саду Дворца Дожей, лепестки более яркие, почти оранжевые, и широкие, как ладонь. Их ещё называют королевскими. А эти лимонно-жёлтые и похожи на кинжалы. И если лепестки были из сада Дворца, то это точно не могли сделать цверры! Кто их туда пустит! Сад охраняется и нет туда входа ни для кого, кроме патрициев и их слуг.

Ей нужно рассказать об этом маэстро! И рассказать срочно!

В шатре было сумрачно, и мама Ленара сидела, как обычно, на расстеленном на полу красном потёртом ковре. В глиняной чашке тлели угли, от которых разносился тошнотворный запах жжёных перьев.

Мама Ленара гадала.

Тут же рядом лежала тушка петуха и, судя по голым крыльям и спинке птицы, гадание продолжалось уже давно.

— Входи, милая. Входи и садись, — старая цверра указала на маленькую подушку напротив себя и накрыла плошку с углями, чтобы она не чадила.

Миа положила подарки: плитку табака, мешочек кофе, конфеты и золотую монету с гербом Альбиции. Благо маэстро понял с полуслова, когда она сказала, что идти без подарка к маме Ленаре будет проявлением неуважения. И судя по цепкому взгляду, каким старая цверра окинула подношения, с монетой маэстро точно не прогадал.

Миа смотрела на маму Ленару, лицо которой избороздили глубокие морщины, на её коричневую кожу, будто выдубленную солнцем, и думала, как лучше подступиться к тому, зачем она пришла? Что именно ей рассказать?

И Миа, выдохнув с облегчением, рассказала ей правду. Про «бабочек» и маэстро Л'Омбре, про лепестки, обряд воскрешения, собственные кошмары и четырёх королев, выпавших в гадании. И даже показала газету, ту самую, заголовки которой она вчера читала по дороге из монастыря.

Мама Ленара молча слушала, чуть склонив голову и едва заметно покачиваясь, будто в трансе, отчего монеты в её косичках тихо позвякивали в такт. Она смотрела перед собой, брала карты и раскладывала их вокруг той, что в середине. Вокруг Солнца. И когда Миа замолчала, закончив рассказ, а круг из карт был завершён, она наконец произнесла:

— Пусть он придёт. Сегодня вечером. Сюда. Я буду с ним говорить.

— Сюда?! — удивлённо спросила Миа. — Но он не приплывёт сюда! Это же опасно! Он не согласится!

Мама Ленара посмотрела на Дамиану, покачала головой, и произнесла уверенно, с каким-то подобием улыбки:

— Если ты попросишь — он приплывёт, — она сгребла карты и добавила: — Скажи — пусть не боится. Его никто не тронет. Я так сказала. Пока будет Ночь Светлейшей, никто его не обидит. Так что приведи его.

— А обо мне? Что ты скажешь обо мне? — спросила Миа. — О королевах, что мне выпали?

— Иди пока, готовься к празднику. Потом и с тобой буду говорить. Позову… Ближе к ночи, — и она снова открыла плошку с углями.

— Это пока версия, но я решил, что ты должен знать…

— Что?! Кариссимо, да ты в своём уме?! — Лоренцо был в ярости. — Ты всерьёз считаешь, что этих путан убивают по поручению дожа?!

Райнере ожидал такой реакции. Едва лодка Жильо скрылась за поворотом канала, он нашёл Лоренцо, который собирался отплыть на встречу в Совет и вызвал на этот разговор к себе в кабинет. Запер дверь, налил ему марсалы и коротко изложил свои подозрения.

В разговоре с Дамианой он озвучил не все версии. Об основной он умолчал.

— Послушай, Ренцо, я понимаю, что такого ты точно услышать не хотел, но… просто попробуй допустить такую возможность. Посмотри на факты, — Райно скрестил руки на груди и говорил медленно, словно хотел достучаться до разума брата. — Кто-то совершает цверрский обряд возвращения к жизни. У этого кого-то есть доступ к саду во Дворце Дожей, возможность похищать и убивать в тайном месте, провозить тела по городу, не будучи пойманным, а ещё врач, который делает всю эту грязную работу. Пусть это и не доктор Гольдони, но это кто-то, связанный с медициной, возможно его помощник. Констебли ничего не видят и не знают, а может… не хотят видеть? Если им заплатили…